— Вы не чудовища, — Марлен сжала кулаки. — Вы — герои. Чудовище там, в лесу.

— Самоуверенное заявление, — Нолан мрачно улыбнулся. — Итак, ответь на мой вопрос. Ты хочешь вписаться в стаю?

— Любая невеста этого хочет, — девушка скосила взгляд. — А кто нет? Пожизненно молодое, здоровое тело, которое практически не берет ни старость, ни болезни... Я знаю, что сразу жен не делают волчицами, но со временем у меня появятся все шансы. Кроме того, мои дети будут волками.

— А ты знаешь, почему мы не делаем жен волчицами? — мужчина стал серьезен. — Или почему делаем это в самый последний момент?

— Потому что обращенные вервольфами люди почти не контролируют себя в обличии волка, — пробормотала Марлен.

— Умница, — послышался тихий смешок. — Хорошо чувствовать себя в теле волка и полноценно его контролировать могут лишь урожденные оборотни. Те, кто стал оборотнем по жизни, от укуса, будут оборачиваться каждое полнолуние против своей воли и нападать на окружающих. Кому нужна безумная мать, которая в полнолуние может загрызть своих детей? Безумная жена?

— Я готова родить, будучи человеком. Я знала, что так будет, — девушка сжала зубы. — Готова выходить своих детей. А уже потом… три дня в месяц после полнолуния я могу потерпеть помутнение сознания. У вас есть такие оборотни в стае, я знаю. Вы с ними как-то уживаетесь, хотя они могут сорваться и напасть на своих. Но ведь не нападают же! Иными словами, даже рассказы о безумии на деле не так уж и страшны. Возможно, мне потребуется тренировка, сила воли, но они не страшны.

— Ты не знаешь, во что ввязываешься, — как-то странно пробормотал мужчина, но тут же взял себя в руки. — Ладно, твое дело. Итак, как я уже сказал, у меня для тебя два варианта. Первый. Мы женимся. Я представляю тебя стае как свою жену. Знакомлю с ними. Там одиннадцать холостяков, подыщешь себе кого-нибудь. Тебя узнают как хорошую женщину, примут. А потом я, скажем… громко изменяю тебе. — Мужчина широко улыбнулся. — А ты так же громко подаешь на развод. Думаю, ты сможешь тут же повторно выскочить замуж за того, кто будет тебе симпатичен.

— Волки разве могут изменять? — ошарашенно пробубнила Марлен.

— А с чего бы нет? — Нолан закатил глаза. — Слышала хоть что-нибудь о метках истинности за последние лет сто? Нет. Потому что их практически не осталось. Они появляются у одного процента, если не меньше. Верность в паре сейчас, скорее, дань традиции.

— То есть ты готов пожертвовать репутацией ради незнакомой девки, которую тебе жаль? — она вскинула брови.

— Репутацией? Ты думаешь, свои меня осудят? — вновь эта улыбка. Снисходительная, учительская, которую так хотелось содрать с его лица. — Между собой у нас… несколько иные отношения, нежели те, которые мы транслируем миру. Тебе будут сочувствовать. Очень. А вот осуждать меня — не надейся. Если в браке у нас не появятся дети, на меня никто не взглянет косо. Считай этот жест подарком от моей жалости.

— Надо же, — Марлен разочарованно выдохнула. — Признаться честно, мне уже нравится мужчина. Но он женится на моей сестре. — Она вновь сжала кулаки.

— Тогда вот тебе второй вариант. — Нолан свернул с основной дороги куда-то в сторону, и у верхушек деревьев стала мелькать широкая крыша с зеленой черепицей. — Оставайся со мной. На моих условиях, конечно. Я совру, если скажу, что ты совсем уж непривлекательная. — Улыбка становилась жуткой. Пошлой. Царапающей. — Считай, рекламная кампания твоих родителей по продаже тебя прошла удачно.

Он заглушил мотор.

4. Жалость и немного похоти.2