– Ну Круглова, – присвистнула Ирина. – Влипла. Причем по полной!.. Больше половины зарплаты. Где деньги брать будешь?
– У матери!.. У нее есть заначка.
– А если не даст?
– Возьму аванс.
– Кто тебе его даст? Выручка вон совсем никакая. Народ перестал ходить в магазин. Одни пенсионеры за хлебом и молоком.
– Поговорю с Михалычем, объясню.
– Этот боров тем более откажет. Или заставит в две смены горбатить. Жлоб еще тот. Обратись лучше к Марине Евгеньевне. Хоть и стерва, но бывает душевной.
– Я ее боюсь. Ноги подкашиваются, когда вижу.
– У меня тоже подкашиваются. Но какой-то выход искать нужно?
– Не знаю, – тихо произнесла Надя.
– Темнишь, подруга, – со знанием дела крутнула головой Ксюша. – Наплела полный ящик. Ты че, не соображала, что этот козел заказывал?
– В тот момент не соображала.
– Потому что мозгов нет!.. В полиции была?
– Была. Привезли прямо из ресторана.
– И что сказали?
– Будут ловить.
– С разбега!.. Ладно, после работы поговорим.
В дверях показалась дама сорока с небольшим, голову ее венчала корона вытравленных белых волос, низким голосом поинтересовалась:
– Ну и как долго мы будем здесь языки чесать?
– Все, Марина Евгеньевна, – поспешно ответила за всех Ирина. – Все темы исчерпаны, готовы трудиться.
Девицы уже проскользнули было по очереди мимо начальницы, в последний момент она придержала Надю.
– А ты, Круглова, тормозни. Есть разговор.
Подруги растворились в темноте коридора, Марина Евгеньевна прошла к своему кабинету, впустила туда подчиненную.
Спросила с ходу, без вступления:
– В полиции была?
– Когда? – то ли растерялась, то ли сыграла под дурочку Надя.
– Вчера.
– Была.
– Что будем делать?
– Не знаю… Наверное, писать заявление.
– На увольнение?
– На аванс. В счет зарплаты.
– Во как!.. И кто ж тебе этот аванс даст?
– Наверное, вы, Марина Евгеньевна… Вы ведь добрая.
– Я?!
– Вы.
– Первый раз слышу такую глупость… Ну и сколько ты хочешь?
– Хотя бы тысяч десять. Потом еще.
– Что значит «потом»?
– В следующую получку. Я как раз рассчитаюсь за ресторан.
Марина Евгеньевна села за стол, какое-то время изучающе смотрела на Круглову, потом вдруг стала смеяться.
– Вобще-то, авансы я никому не выдаю. Но тебе дам… И знаешь, почему?
– Наверно, жалко меня?
– Жалко. Потому что месяц назад сама оказалась в такой же истории. Познакомилась с мужиком… на вид вроде приличный… пригласил в ресторан, заказали серьезный стол, поел, выпил, пошел в сортир, и больше я его не видала. Пришлось за все самой платить.
Круглова тоже коротко, в кулачок, хохотнула.
– Оказывается, вы тоже… дура?
– А все бабы – дуры. Особенно когда словоплёт попадается. Развесишь лопухи и слушаешь. Потом очухаешься, башкой вертишь, а он уже за горизонтом. На белой яхте с черным флагом, сволочь. – Начальница выдвинула ящик стола, достала пятитысячную купюру. – Этого пока хватит, чтоб не шиковала. В следующий месяц столько же. Без расписки.
– Спасибо, Марина Евгеньевна… Это отдам в ресторан, а жить на что?
– А тут уж, милая, крутись сама. Не маленькая… Знала, из чьей тарелки трескаешь, знай, кто за кашу потом спросит. Давай бегом на кассу.
После работы Круглова вышла из служебного, миновала двор, на который только начинал падать вечер, увидела недалеко от автобусной остановки Ксюшу, которая явно ждала ее.
– Давай сюда, – махнула Наде подруга.
Вместе уселись на свободную скамейку в ближнем сквере, приятельница достала жвачку, протянула Наде:
– Угощайся.
– Не люблю.
Круглова достала из сумки что-то завернутое в фольгу, поделила пополам, протянула Ксюше.
– Что это? – спросила та.
– Рыба. Кажись, осетрина. Осталась после ресторана.