Максим Анатольевич ехидно посмотрел на нас и ответил:

— Возможно, лично у вас, Егор, мышц стало и меньше, но это не касается всех остальных, анатомически правильно сложенных людей, — прошелся он вдоль рядов. — Может, у кого-то еще будут варианты?

Староста подняла руку. Он перевел на нее взгляд, вскинул брови и кивнул:

— Ирина Павлова? Ну что ж, отвечайте.

Ира встала и гордо выпрямила спину:

— Правильный ответ — костей. Именно их у новорожденных больше, чем у взрослых, — и с победной улыбкой посмотрела на группу.

— Верно, молодец, Ирина. Завтра вы освобождены от опроса, — широко улыбнулся он ей и сел на место.

А у меня сердце пропустило удар. Он улыбнулся ей так искренне, а на меня даже не посмотрел

Прозвенел звонок, все собрали вещи и направились к выходу. Ира снисходительно глянула на меня и плавной походкой продефилировала прямо перед столом преподавателя, специально уронив возле него ручку. Поднимала она ее нарочито медленно. С моего ракурса было не видно, но судя по вскинутым бровям Максима Анатольевича, она, как минимум, не носила белья.

Меня пробрала бессильная злость. А еще немного мутило от нервов. Вика оглянулась узнать, иду ли я, но я соврала, будто нужно кое-что уточнить у преподавателя.

– Я догоню.

Она хитро прищурилась, но, ничего не сказав, вышла вслед за остальными. Когда аудитория опустела, я подошла к столу преподавателя и замялась.

— Малышева, вы что-то хотели? — Мужчина не отрывал глаз от журнала.

Я видела его безразличие, но ничего не могла с собой поделать. И вела себя, как влюбленная навязчивая дурочка, прекрасно понимая, что приставка "как" в предложении лишняя.

Вздохнув, я сжала ремень сумки и тихо спросила:

— Максим... Анатольевич, что произошло на празднике? В смысле между нами… Я имею в виду, что это было, у вас и у меня?.. Эм… Мне показалось? Извините, я просто...

— Так, Малышева, — зло посмотрел он на меня, — хватит заикаться и нести всякую чушь. Что конкретно вас интересует? Что произошло? Не имею ни малейшего понятия, что у ВАС произошло. Лично у меня ничего такого, что мы могли бы сейчас обсудить. А теперь извините, мне пора идти, — и он встал, взяв с собой вещи, и кивнул мне на дверь.

Я почувствовала, как краснеют мои щеки, а на глаза наворачиваются слезы.

Дура, какая же я дура!

— Извините... – быстро бросила ему и вылетела из аудитории.

Губы дрожали от обиды и унижения. Мне хотелось спрятаться, чтобы никто не видел моего состояния. Но Вика заметила и, судя по взгляду, все поняла. Она обняла меня за плечи и потащила в столовую заедать расстройство шоколадом.

***

Никогда не предполагала, что моя первая влюбленность будет именно такой. Напридумывала себе, романтизировала его, а он и рад! Точнее, ему все равно. Но как бы мне ни хотелось, уж если допустила чувства в сердце, то избавиться от них по щелчку пальцев не получится. И получится ли вообще?

Каждый день я приходила в университет, видела его, и внутри все ныло от тоски. Но больше я не допущу подобного унижения. Я специально не смотрела преподавателю в глаза, зная, как они на меня влияют. То заставляют сжиматься от страха, то наоборот — млеть от нежности. Не обращала никакого внимания на его шутки и по-детски отворачивалась, когда мужчина шел мимо.

Но никто не мог помешать мне украдкой рассматривать его, когда он читал лекцию. Якобы усердно слушая материал, я любовалась его уверенной походкой, точно он не преподаватель, а как минимум король какой-нибудь страны. Наблюдала, как он запускает длинные пальцы в волосы, когда задумывается или морщит нос, когда слышит неправильный ответ. Его прическа отливала бронзой, когда солнечные лучи рассыпались по аудитории, преломляясь сквозь панорамные окна. Чувственные губы могли приподнять до небес одной широкой улыбкой. Мне нравилось, когда он закатывал рукава рубашки, открывая взору тонкие, но крепкие запястья.