Удивление и растерянность — могут ли они одновременно отражаться в тоне парня, однажды безжалостно растоптавшем мою гордость? Вероятно, нет. Скорее всего, мне просто показалось.

– Глеб, мне прекрасно известно, что делаю я, – я-таки оторвала взгляд от проклятого конверта в своих руках, что заливала слезами, и посмотрела на одноклассника. Все та же кожаная куртка нараспашку, самоуверенная поза и смазливое лицо с маской обеспокоенности на нем. – А вот что ты делаешь здесь, тот ещё вопрос.

– Я тут живу, – немного потоптавшись на месте, выдал парень.

Кажется, он не понял, что мне абсолютно не интересен ответ на данный вопрос. Не уловил иронию или предпочел не услышать?

– Здесь? – я усмехнулась.

Вознесенский, что живёт на остановке в "Долине чудес". Ну не услада ли для ушей?

– Неподалеку, – прищурившись, выдал он, кажется, поняв, что я наглым образом издевалась над ним.

Но разве это издевательство? Так, шутка. Детская причем. Все, как он любит.

– Вышел подышать свежим воздухом.

– Очень подходящее место для того, чтобы подышать, – поморщилась из-за выхлопных газов от проезжающей мимо иномарки. – Впрочем, это неважно. Иди куда шел и оставь меня в покое.

У меня не было настроения вести словесные баталии со своим давним врагом. Вновь опустив взгляд на конверт, я едва сдержалась от спазма, побуждающего к новому приливу слез. Врагу, конечно, не пожелаешь такого наследства.

– Но ты же плачешь, – включил дурачка Вознесенский, похоже даже не собираясь "идти, куда шел".

Мысленно взвыла. Ему сложно просто взять и оставить меня в покое?! Не всю кровь ещё выпил? Или это такое извращённое издевательство?

Конечно, ему весело заниматься таким. Не от него же отец откупился пачкой денег в конверте!

– Нет, теперь я злюсь, – прошипела, поднимаясь на ноги. – Просила же не доставать меня больше! – для достоверности ещё и пальцем в него ткнула, позабыв, что это довольно-таки некультурно.

Не до расшаркиваний как-то, когда в душе бардак.

– Кто тебя обидел? – невероятно серьезным тоном вдруг вопросил Глеб, перехватывая мою руку в свою.

Его ладонь была теплой. И не удивительно, ведь парень вечно держал руки в карманах. Но эта теплота непонятным образом дала мне понять, насколько замёрзла я. Не физически — морально. Сердце в груди словно покрылось коркой льда, что треснула, стоило Глебу коснуться меня.

– Что? – очнувшись, словно ото сна, вырвала свою руку, осознав, что прикосновение длилось непозволительно долго. – Блин, Вознесенский, ты что в рыцари заделался? Не поздновато ли? – и сделала шаг в сторону, собираясь уйти подальше от этого парня.

Слишком много его в моей жизни стало в последние дни. Глеб то, Глеб сё. Аж противно! Не стоит оно того.

– Я серьезно, Кира, – перегородил мне дорогу Вознесенский, не дав уйти. – Скажи мне, кто тебя обидел?

– Если говорить о прошлом, то ты. Если в целом — жизнь, – сжав зубы, процедил в прямо ему в лицо.

Что он вообще себе позволяет? Я ему подружка что ли? Мы просто одноклассники, не более.

– Куда ты собралась в таком состоянии?

И, правда, сколько я здесь уже торчу? И что, собственно, оплакиваю? То, чего никогда и не было… И как вишенка на торте: вероятно, пропустила не одну маршрутку.

– Домой, куда же ещё, – ядом, льющимся из моих уст, можно было бы захлебнуться. К счастью, после того несчастного случая в лагере, плавать я научилась.

– Ты переехала в долину? – теперь Глеб измывался надо мной в открытую.

Отлично, вот и сброшены маски!

– Тебя это не касается, – шикнула на него, собираясь просто развернуться и уйти, куда глаза глядят. Всяко лучше, чем стоять и спорить с ним ни о чем.