Волшебник внимательно следил за мной, пока я осматривал покои, и молчал, ожидая вердикта.

Я хмыкнул про себя: можно подумать, для него так важно, что я скажу. Но Мэл смотрел меня с таким выражением в глазах, какое обычно бывает у детей, которые сделали уборку, пока мама была на работе, а потом встречают ее, пытаясь сделать вид, что все как всегда, но при этом внутренне дрожат: заметит ли, похвалит?

— Мэл, это потрясающе! — не стал я кривить душой. Волшебник будто прочел мои мысли и сделал в этой комнате все именно так, как я и хотел. И как ему только удалось, понять, что мне нужно из той спутанной речи, которую я на него тогда обрушил?

Маг улыбнулся по-настоящему теплой отеческой улыбкой.

— Я рад, что тебе нравится.

Нравится? Да что там «нравится» — я был в восторге!

Прошелся по комнате, чтобы еще раз убедиться, что все это на самом деле.

— Мэл, когда король очнется, он тебя расцелует! — И в этот момент мне на самом деле казалось, что двойник моего отца теперь придет в себя во что бы то ни стало.

Волшебник пожал плечами, хотя он и был рад, что мне понравился результат его работы, но моего энтузиазма старик явно не разделял.

— Это еще не все, — сообщил он и выскользнул в коридор. — Я сейчас!

Я только вскинул брови и остался стоять посреди комнаты.

Настроение значительно поднялось. Может, и то, что мы задумали с Рэем, тоже получится? Ведь стоит только начать… И пусть смена интерьера в королевских покоях — сущая мелочь, но для меня она была моей маленькой, но все-таки победой.

Вернулся Мельвидор, ведя за собой невысокую пожилую женщину в кружевном переднике поверх темного платья. Вылитая Фрекен Бок, только глаза добрые и улыбка.

— Это Мартьяна, — гордо представил Мельвидор свою спутницу, — она работала в замке еще при вашей матушке, ваше высочество. Потом служила его величеству, но ушла вскоре после того, как случилось несчастье. Вы, возможно, ее помните?

Вспомнил бы Эридан какую-то там служанку десять лет спустя? Очень смешно. Я уже уяснил, что принц прислугу и людьми не считал, не то что забивать себе голову и запоминать их имена. У вещей ведь нет имен, не так ли?

Мартьяна же смотрела на меня, ожидая, что я ее действительно вспомню.

И я уже не задумывался, что ответить.

— Конечно же помню, — улыбнулся я. — Вы ведь так долго служили у нас. — При моих словах на лице женщины отразилось удовольствие, и я понял, что поступил правильно. — Я полагаю, Мельвидор нашел вас и предложил поработать сиделкой для моего отца? — В этот раз назвать короля своим отцом было почти легко.

— Да, ваше высочество.

Мартьяна попыталась поклониться, но я остановил ее жестом: не хватало еще, чтобы передо мной гнули спины ровесницы моей бабушки!

Женщина удивилась, но выпрямилась. Я же счел нужным пояснить:

— Я хочу, чтобы с ним рядом всегда находился кто-то знакомый, разговаривал, помог вспомнить, что ему есть ради чего жить. — Да пусть хотя бы ради того, чтобы вытурить самозванца из своего замка, но воля к жизни у него появиться должна!

На этот раз Мартьяна не стала кланяться, только почтительно склонила голову.

— Я поняла вас, ваше высочество. И я рада видеть, что сын искренне переживает за отца.

Ну, положим, не сын и не за своего отца…

— А я рад, что вы, несмотря ни на что, приняли предложение вернуться, — ответил я. Что-то подсказывало, что, если эта женщина уволилась вскоре после того, как король впал в кому, жизнь в замке, этом серпентарии, ее не прельщала, а держала лишь верность своему господину.

После еще нескольких любезностей мы с Мельвидором, можно сказать, передали его величество из рук в руки новой сиделке и вышли.