Постепенно глаза привыкли к темноте, и я осмотрелась. Здесь никого не было. Только я. Слой пыли на полу был нетронут. Я первая оставила на нем следы за очень долгое время. Дом состоял из трех комнат, не считая предбанника: гостиной, столовой и спальни, где еще стояла кровать, правда, целыми у нее остались лишь две ножки. Впрочем, и остальная немногочисленная мебель выглядела плачевно. Садиться на нее уж точно не следовало. Для сохранности костей.
В гостиной я нашла камин и попыталась разжечь. Но, увы, ничего не вышло. Спички, что я обнаружила на покрытом трещинами овальном столе, давно отсырели. Как и старые газеты. Они бы точно не загорелись. Разве что стулья разломать и использовать, как дрова. Но само по себе дерево огнем не заполыхает. Я горестно всхлипнула и уселась на пол, сильнее кутаясь в плащ. Спать хотелось неимоверно. Но я запрещала себе закрывать глаза. Усну и рискую не проснуться. Да, это не морозная улица, и все же здесь холодно. Позже отосплюсь. В повозке, где теплом делятся волшебные бутыли с горячей водой.
Я старалась занять чем-нибудь голову, чтобы бороться со сном. Но, как назло, вспоминалось лишь одно - причина, по которой я тут оказалась. Треклятое отцовское завещание! Бумага с черными чернилами, превратившая меня - его так называемую любимицу - в нищенку.
Вспомнилась мельница, рядом с которой я выросла. Крутящиеся лопасти, жернова, перемалывающие зерно, превращая их в муку, которую наши работники развозили в пекарни. Жители городка, желающие получить мешок, а то и пару-тройку ценного продукта, приезжали за товаром сами. Эти вечно пытались торговаться. Но отец проводил пальцами по пышным усам и смотрел так строго, что клиенты вмиг забывали о торге, брали муку по той цене, которую мы просили. Отец всегда был статен, уверен в себе, пользовался уважением. Только в последние месяцы сильно сдал из-за болезни. Больше лежал или бродил бесцельно рядом с мельницей и домом. И разговаривал сам с собой. Это ужасно злило старших сестер Дору и Кору. Я же только жалела отца. Так грустно, когда сильный человек теряет рассудок.
А потом... Потом его не стало.
Нас с сестрами пригласили к нотариусу, где и была озвучена последняя отцовская воля. Старшей дочери Доре он оставил мельницу и дом, средней Коре - всех наших животных: трёх ослов, ишака и четырех лошадей, а мне младшей - эти странные часы. Отец с ними не расставался. Особенно в последнее время. Видно, ему они были дороги. По некой таинственной причине. Для меня же были бесполезны.
- Чтоб вам провалиться! - крикнула я.
Достала из внутреннего кармана старые часы и в сердцах швырнула о стену.
Грохнуло так, что я едва не оглохла.
Из часов повалил странный зеленый дым, а в следующий миг передо мной появился... дракон. Да-да, именно дракон. Только мелкий. Размером с кошку. И почему-то разноцветный.
- Обязательно надо было швырять? - осведомился он недовольно. - Просто позвать не могла?
- Э-э-э... - пролепетала я.
И мысленно констатировала: «Всё-таки уснула. Вот, дуреха»
- А почему ты такой маленький? - поинтересовалась зачем-то.
С другой стороны, что-то же следовало спросить.
- Кушал в детстве мало, - проворчал дракон. - Чего надо-то? Ну, я тебя спрашиваю, Лора Миддлтон!
- Э-э-э... снова выдала я. - Камин... это... не горит.
Дракон всплеснул передними лапами, стоя на задних.
- Тоже мне проблема.
Он, покачиваясь, подошел к камину и подул в него. Изо рта вырвалось пламя и тут же весело затрещало внутри камина. Без всякой подпитки. Без дров, без газет.