— Какой там конкурент, — смотрит в потолок Ольшанский, — я больше этой хуйней не страдаю. Так, по мелочи...

— Ты прям как Аверин, — хмыкаю, — тот тоже в завязке. Великим бизнесменом заделался, самолет купил.

— Я тоже хочу купить, — оживает Демид, — это удобнее, чем арендовать. Мы тут у тебя застряли. Я думал, быстро разгребусь, а теперь вот с этим делом увяз. Арине у вас теплее. А мне уж лучше здесь, чем на Бали.

— Не нравится тебе Бали? — прищуриваюсь.

— Нет, — крутит головой Демид, — меня там все бесит. Если ты поможешь, то я быстро свернусь, и мы домой полетим.

— Помогу, — киваю, — если ты меня с этим Шардановым сведешь. Интересно, что там за мегамозг такой.

— Попробую. Кстати, Арина спрашивала, какие планы на вечер. Котенку нравится с этим мальчиком играть, сыном твоей горничной, Рафаэлем.

— Привозите, пусть играют, — киваю. Ольшанский встает и перегораживает собой проход.

— А кстати, у вас с этим пацаном и правда ямочки похожи. Ты случайно там нигде в прошлом не наследил?

И ржет как конь.

— Угу, — отвечаю, — наследил.

У Ольшанского иногда такие дебильные шутки, я просто поражаюсь, как Арина его выдерживает. Но любовь зла, факт. Полюбишь и Демида.

***

В особняк возвращаюсь еще засветло. Хочу попасть в тренажерный зал, поэтому пришел раньше. Уже несколько дней подряд пропускаю. А это намного лучше снимает напряжение, чем бордель...

Переодеваюсь, иду по коридору и вдруг слышу знакомый голос. Роберта?

Замедляю шаг, останавливаюсь возле ниши с картиной — на ней залитый солнцем пейзаж с оливковыми деревьями и морем. Под картиной на низкой, оббитой тканью банкетке сидит Рафаэль. Нетерпеливо болтает ногами — уже готовится стартовать.

Рядом на корточках сидит Роберта, застегивает ремешок на его сандалике.

Неслышно подхожу ближе, становлюсь у края ниши. Залипаю, глядя, как она нежно гладит, целует и обнимает своего малыша. Ласково ерошит непослушные волосы.

Малой смотрит на нее, улыбается. Уворачивается и смеется, когда она его щекочет.

И правда у него ямочки. Поворачиваюсь к окну, пытаясь рассмотреть свое отражение, но оконные стекла достаточно далеко. Да и не улыбаться же мне как идиоту.

Надо будет взять Рафаэля на руки, подойти к зеркалу и улыбнуться. А Роберта видно скучает по сыну. Я уже чувствую себя гондоном, что не даю ей с ребенком видеться...

— Ну посиди немножко, Раэль! Ты уже побегал во дворе, теперь надо отдохнуть. Что тебе доктор говорил?

— Ну мама, — малой упирается, она продолжает уговаривать. Целует, обнимает.

Рафаэль поднимает голову, замечает меня. Смотрит снизу вверх. Я ему подмигиваю, прикладываю палец к губам. Он хитро улыбается. Точно, ямочки, причем одна ярко выраженная справа.

— Мой драгоценный, — приговаривает Роберта, гладит малого по спине, — мой махр...

Что?!

У меня в голове сигналят сирены.

— Какой еще махр? — спрашиваю гневно, ступая вперед.

Роберта испуганно задирает голову и вскакивает при виде меня. Рафаэль радостно машет.

— Синьол!

Я умудряюсь одновременно улыбнуться ребенку и снова грозно надвинуться на перепуганную Роберту.

— Ты сказала махр?

— И что с того? — она возмущенно вскидывается. И покрывается красными пятнами.

— Я спросил, — повторяю настойчиво, — отвечай.

Она кусает губу, ее дыхание учащается. У меня внутри клокочет и кипит, словно неудержимая волна напирает на плотину, и она вот-вот прорвется.

— Роберта!

— Не кричите, синьор, вы испугаете ребенка! — шипит она. Теперь уже белая как мел.

— Рафаэль, — поднимаю парня на руки и говорю с серьезным видом, — иди посмотри, где Донато. Он шел за мной и куда-то подевался.