Слабые таланты, но не безнадежные. Если распорядиться с умом, то мне может повезти.

В моем активе были: иллюзион, которым меня попрекала Плам, и… отголоски дара вещевика. Убогое подобие могущественной магии материалистов. Я не могла создавать и уничтожать, но… я могла читать память вещей. Да, с некоторыми ограничениями, но все же.

Это лучше, чем ничего. Умный человек, а я считала себя умной, извлечет из этого немало.

– Леди Энни, вы уже проснулись? – в комнату впорхнула Торни, она поставила на подоконник поднос с какао и ватрушкой и отобрала у меня щетку для волос, которую я сжимала в руке. Чудо, что я не запустила ее в Плам. – Давайте лучше я… И что мы сегодня заплетем?

И вдруг я поняла, что никакой другой жизни у меня не будет, а будущее туманно. Даже если я… не справлюсь, и они победят, я не желала больше быть бледной тенью.

– Ничего, – твердо ответила я Торни. – Просто собери с висков и закрепи вот этим, – открыла шкатулку с дамскими мелочами и выудила легкомысленный гребень, украшенный жемчугом, который мне прежде запрещали.

– Ого! – поразилась горничная. – Мы выходим на тропу войны?

– И еще, – я покосилась на свою уродливую ночнушку, – достань из моего сундука сорочку, которую мне подарила бабушка.

Леди Чествик считала, что она мне пригодится в первую брачную ночь.

С этого дня я не стану ждать, чтобы носить красивые вещи.

– Будет сделано, леди Энни!

А еще я непременно пойду к этому источнику.

Просто потому что нельзя.

Леди Энн Чествик выбрала жизнь и свободу.

6. Глава 6. Предчувствие, к которому стоило прислушаться

Всю свою недолгую жизнь я пыталась заслужить если не любовь, то хотя бы внимание отца. Даже когда поняла, что все мои попытки безнадежны, я старалась быть идеальной дочерью в том понимании, которое в меня вкладывала, а иной раз и вбивала Плам.

Отец же однако, женившись выбрал столь сомнительную особу, что у меня уже тогда возникли сомнения, что качества, мне прививаемые, так уж важны. Да и Джина, несмотря на свою репутацию, вовсе не была отщепенкой в обществе.

Теперь же, когда отца не стало, а высший свет Станхейма был для недоступен, я и вовсе больше не видела смысла терпеть. Что из себя представлял аристократический круг земель Бладсворда, я понятия не имела, но подозревала, что и тут вряд ли все так же чинно, как в моих потрепанных учебниках по этикету.

Однако я понимала, что слишком откровенное неповиновение выйдет мне боком, и кое в чем мне по-прежнему придется притворяться, чтобы мачеха не поторопилась от меня избавиться. Пока ее планы были неясны, я не знала, откуда ждать опасности.

Так что меня вполне устраивало, что в ближайшее время Джине было не до меня.

Как Торни и предрекала, мачеха проснулась поздно. Я в это время уже пила четырехчасовой чай, наслаждаясь тем, что Плам меня весь день избегала.

– Она кричит на Пегги и швыряется в нее одеждой, – докладывала мне Торни. – Видно, она опять осталась с носом. Впустую прошла для нее первая ночь Старфайра. Бладсворд не позарился на ее выставленные на показ прелести.

Горничная откровенно злорадствовала, а я недоумевала.

Как бы я ни относилась к Джине, я не могла не признавать того очевидного факта, что она была красавицей. Яркой, даже знойной.

– И чем же не угодила ему мачеха? Может, он влюблен в другую? – удивилась я.

– Скажете тоже, – захихикала Торни. – Когда это лордам любови всякие мешали задирать подол симпатичной крестьяночке?

– Так ведь Джина не крестьянка, – резонно заметила я.

– Недалеко ушла, – отмахнулась горничная. – Говорю же, здесь память у людей крепкая. Мачеха ваша из этих мест, дочка лесничего прежнего Владетеля. То есть того сословия, когда наверху еще не принимают, а внизу ты лишняя. Девчонкой она была бойкой и умела хорошо подлизаться, и тогдашняя леди Бладсворд позволяла ей бывать в «Ястребиной башне» и учиться со своей дочерью манерам. Да только нужны были Джине те манеры! Она бегала за молодым лордом, выпрыгивая из корсета.