Я будто стою на хлипком мосту через пропасть, а по обе стороны на берегах меня ждет смерть.

Хватаю с полки гель и с трудом перешагиваю борта джакузи, поливаю себя из лейки, смываю с бедер кровь. Окрашенные струйки и пена стекают по коже, унося за собой порок. Как же так получилось, что я не смогла остановить Чудовище? А вдруг могла, но не захотела? Горько плачу и смеюсь одновременно. Поливаю водой лицо и волосы.

Сквозь бурление воды слышу стук двери и чувствую холодные потоки воздуха. Тут же прикрываю одной рукой грудь, а второй лобок.

— Замут, не следует вторгаться в ванну…

— Я принес тебе одежду. — Не смотря на меня, кидает на плиточный выступ футболку и спортивные шорты. — Можешь не стесняться, я запомнил все и даже родинку на твоей заднице.

— Но это моветон!

Вряд ли он знает, что такое моветон, поэтому невозмутимо расправляет плечи и, ударом кулака открыв дверь, скрывается за ней. Да и мне не до расслаблений и мыльных пузырей. Просто смываю грязь, наспех вытираюсь полотенцем, пальцами прочесываю спутанные волосы.

Беру футболку Замута и практически утопаю в ней. Трусы мои еще лежат тут. Натягиваю их и, даже несмотря на длину футболки, не рискую появиться перед мужчиной без шорт.

Трачу пару минут, чтобы привести дыхание в норму и набраться смелости для следующего действа в этом безумном водовороте событий.

Я открываю дверь и сначала выглядываю. В ноздри пробирается запах овощей и еще чего-то химического. На цыпочках крадусь из ванной и, к удивлению, замечаю Чудовище в кухне у плиты.

— Готовишь нарезку из пачки? Знаешь, она практически всегда невкусная… — останавливаюсь рядом со столом и нервно царапаю свое предплечье.

— Есть идеи получше? — Я не вижу, но чувствую, что Замут улыбается, чтобы хоть как-то успокоить меня после случившегося. Небрежно возит металлической ложкой по антипригарной поверхности. — Тебе нужно поесть…

— Ты расстроился, когда понял, что поимел девственницу, да?

Фраза сама вырывается из горла. Я говорю и прикусываю язык, корю себя за любопытство.

— Не так должен происходить первый раз.

— А как?

— Я бы сделал это красиво.

И ведь нельзя, но мои уши вспыхивают от смущения. Смотрю на него внимательнее, чем обычно, изучаю черты лица, наблюдаю повадки. После близости мне хочется расспросить о нем больше. Вдруг под маской жестокого бандита еще сохранилась душа? Он вроде пытается оказать любезность.

Отодвигаю стул и послушно усаживаюсь за стол, такой же хромированный, как и основная мебель в этом доме. Мужчина не сервирует его, а просто ставит передо мной сковородку с непонятной бурдой и подает вилку. Умещается напротив.

Сглатываю и беру столовый прибор. Ковыряюсь в стручковой фасоли и перце — кусок в горло не лезет. Под контролем Чудовища с усилием пропихиваю в себя ужин.

— Замут… это же не твое имя? Таких, вообще не бывает.

— Верно.

— Так как же тебя зовут?

— Не знаю, — бесстрастно говорит, достает из кармана пачку сигарет и закуривает. — Я потерял память лет в двадцать. Примерно. Не помню, что было до. Полудохлого меня подобрали в лесу бойцы Громова. Моих имен ровно столько, сколько липовых паспортов. Замутом прозвал Гром.

— И тебе никогда не хотелось узнать свое прошлое? А как же родители, семья?

Я охаю, роняю с вилки кусочек помидорины на стол. Наемник вбирает в легкие отравляющий дым и выпускает через ноздри. Тушит окурок прямо о столешницу.

— Мне похуй, — ругается, а в голосе боль.

Он с грохотом поднимается, задевая коленом стол, чуть не переворачивает его. Еле успеваю придержать, а после вжимаю голову в плечи, видя, как занервничал мужчина. Я задела его за живое, потревожила рану, которая не затягивается с годами. В спешке кладу вилку и подскакиваю следом. В два прыжка оказываюсь рядом с Чудовищем, набираюсь храбрости и беру его за руку.