- Прикажи ему открыться. Ты теперь глава дома и это платье подвластно только тебе.

- Откройся!

Короб разлетелся на разноцветные брызги, обнажив изделие сумасшедших портных. Вот такое я не надену никогда. Точно.

Алое в перевязи мелких бантов с изящным воротом в форме кружевной стойки, переходящей в смелое декольте, платье струилось и стекало, словно змея, к самому полу, где оставляло за собой небольшой шлейф, будто лужу жидкого шелка. Мама ахнула, тетя зарделась и унеслась в ту же кладовку, задорно цокая каблуками.

- На, это тоже тебе. Они твои по праву, фамильные. Принадлежали еще моей маме, а теперь тебе, - мне в ладони лег плоский широкий ларец. Я несмело откинула крышку. Роскошный комплект украшений. Чёрные камни, граненые в форме застывших капель, сияли в окружении множества мелких бриллиантов, словно застывшие в каплях росы. Колье под вырез платья, серьги, кольцо, крошечная диадема.

- Не жалко расставаться?

- Это по праву твое.

- Примерь! - поторопила мама.

- Но я не могу. Оно слишком вульгарное!

- Ты глава ведовского дома! И выглядеть должна как глава, а не как подсобный рабочий. К тебе сватаются лучшие женихи союза нелюдей! Сам граф Владислав пришлет жениха! Все лучшие роды выбрали кандидатов из числа своих молодых мужчин. Вульгарное?! Королевское! Его шили ко двору Марии, жаль, она не успела его поносить. А впрочем, я этому рада.

Щелчок маминых пальцев, и вся одежда на мне обратилась в пепел.

- А фигурка-то у нее точеная, - бодро прокомментировал тетя.

Я шагнула в сторону платья.

- Просто подмани его.

Простой жест, и платье сорвалось с манекена, словно живое, а следом за ним все такие необходимые женские кружева.

Тончайшие трусики невыносимо порочного кроя налетели на меня сами собой, стоило только приподнять ноги. Кружевные штанины крепятся по отдельности к тонкому поясу каждая сама по себе, ничем не соединяясь. Следом прилетел обманчиво мягкий корсаж и ловко стянул мою талию в своих плотных объятиях. Чулки облегают ноги, будто вторая кожа, им навстречу тянут свои голодные пасти зажимчики, барахтающиеся на узких лентах корсажа. Все затягивается и садится ровно по мне. Платье накрыло мое тело последним, окутав приятным холодом разгоряченную кожу. Чувствую себя куртизанкой в дорогой обертке. Нет больше Маши, есть Маришаль, глава ведовского дома. С самого низа короба выехал небольшой ящик, и оттуда ко мне устремились две черные туфельки на небольшом каблучке в обсыпке из мелких осколков не то кристаллов, не то стразов.

- Хорошо. Макияж сегодня делать не стоит, в первый вечер женихов обманывать нельзя. Поэтому ты просто умоешься вот этой водичкой. Ресницы отрастут сами вдвое длинней и гуще, румянец ляжет как надо, и даже губы станут чуть ярче.

- Это надолго?

- Не надо обижать свою мамочку. Навсегда, разумеется. И волосы тоже сбрызнем ею. Пусть лежат сами собой естественно и оттого роскошно.

Мама протянула мне кувшин из красного мутного стекла, покрытого разводами, напоминающими не то медную патину, не то свечной воск. Я чуть плеснула прозрачной водой с запахом розы себе в лицо. Мама сбрызнула волосы и подала зеркало.

Я обомлела. Никакой макияж никогда не придаст лицу этого восхитительного цвета кожи, нежного румянца будто бы смущенной девицы на выданье с полотен художников прошлых веков, обилия пышных и длинных ресниц, пухлых губ, чуть раскрытых навстречу внезапному поцелую. Волосы чуть завились и покрылись сияющим блеском. Платье смотрится естественным и нарядным, ровно таким, каким оно и должно быть.