Как, вы спросите, Ксю успела рассмотреть и отметить столь тонкие детали за считаные секунды? Точно такими были глаза её отца. А над ними - богатые густые брови с парой самых длинных упрямых волосков, прямыми копьями выпадавших из общего строя, которые Ксения всегда подстригала отцу отдельно.

И ещё эта улыбка – подкупающе трогательная, почти детская, противостоять которой не мог никто.

В душе дочери защемила, зашевелилась тоскующая память.

- Милая, как ты себя чувствуешь? – Салемон, виновато поджав губы, присел рядом с Ксенией, взял за руку, заглянул в лицо.

- Госпожа Ксанна, вы рано поднялись с постели. – не слишком строгим, однако, явно тренированным командирским тоном негромко отозвалась дама, - Вам следует поберечь себя, набраться сил после всего… - властный голос женщины предательски дрогнул, а в глазах блеснула влага. - … случившегося. – закончила фразу она и нарочито немного приподняла подбородок, как бы одёргивая себя от проявления нахлынувших эмоций.

Женщина была немолода, но очень хороша особой зрелой привлекательностью. Худощавая, среднего роста. Безупречная осанка добавляла ей стати. Люди с такой «поставленной спиной» всегда кажутся выше других – сутулых, даже если едва достают им до плеча. Благородная, ничем не приукрашенная седина собрана в аккуратную причёску. Платье тёмно-синего цвета – строгое, однако, не лишено продуманного изящества. Глаза большие, серые, в уголках заметно тронуты морщинками. Как и губы, сложенные в необыкновенную, едва уловимую улыбку. Наверное, именно эта улыбка придавала её лицу выражение приветливой доброжелательности и неприступности одновременно. Это была Дама. Прямо вот так, с большой буквы «Д». Старой школы, закалённой породы. Ксюша даже залюбовалась, мысленно прикидывая, кого же она ей так сильно напоминает. Не внешне, образно:

- Мэри Поппинс в старости?

Нет, не было в Эмме Поппинской надменности. Только глубокое, с первого взгляда читаемое чувство собственного достоинства (не путать с превосходством).

- А! Точно! Как же её?.. М-м-м… вот же, на языке вертится… Госпожа Минерва Макгонагал, кажется. Вроде так звали «завуча» Хогвартса из «Гарри Поттера».

Пока Ксю развлеклась своими наблюдениями, Эмма успела поправить её постель, приоткрыть окно и подойти к ним с… с отцом?

Девушка мысленно пыталась «примериться» к этому слову, но пока всё же получалось слабо.

- Госпожа Ксанна, вам следует вернуться в кровать. – дама выпрямилась перед Ксюшей непреклонным стражем домашнего благополучия. – Я настаиваю.

- Пойдём, милая? – мужчина аккуратно подхватил Ксению под локоть и выжидательно посмотрел в глаза.

Та согласно кивнула и, при поддержке двух заботливых пар рук, перекочевала под мягкое одеяло. Как ни старалась Ксю бодриться, голова продолжала кружиться, а ноги заплетаться. Что, конечно, не ускользнуло от внимания провожатых.

– Эмма, прошу вас, доктора, позовите доктора. – взволнованно шепнул Салемон.

- Побудьте с девочкой, а я немедленно отправляюсь за господином Банафацием. – тоже уже не пытаясь скрыть тревоги, сообщила женщина и покинула комнату.

Мужчина придвинул к кровати стул и снова взял холодные Ксюшины пальцы в свои ладони:

- Прости меня, детка. Это я во всём виноват. И наша Эмма права, я действительно безответственный отец. Если бы ты… Если бы тебя… - Салемон с усилием сглотнул горловой спазм, затем ещё раз и поднял на Ксению глаза. Они были сухие, но в их глубокой синеве мерцала бездна. – Я бы умер там рядом с тобой. – договорил он.

Это было сказано тихо, просто, без бравады, но прозвучало громче любых самых жарких клятв и уверений.