Однако, хлипкая одежда тут же порвалась, и нищий снова оказался на земле.

– Ваша милость, позвольте мне…

Появившийся будто ниоткуда Ихташ обошел своего господина, уже за руку поднял старика и с помощью охранника куда-то его повел. По дороге обернулся, слегка склонив голову.

– Не стоит ради этого задерживаться, милорд… Я сам дознаюсь, откуда у городского сумасшедшего такие… интересные идеи.

Я поняла, что до сих пор не спряталась, и только-только намеревалась сделать именно это, как вдруг нищего опять прорвало.

– Сожгите ее, милорд! – завизжал, выворачиваясь старик. – Сожгите тварь! Принесите в жертву Святейшим предкам, пусть защитят нас от потомков Слепого бога!

Толпа вновь взволновалась, затрепыхалась, подаваясь вперед – будто восприняла слова нищего как приказ к действию… Я в страхе шагнула назад, в обманчиво безопасный уют кареты, отлично понимая, что меня это не спасет, если вдруг слова юродивого поднимут толпу на бунт…

И зажмурилась, ослепленная стеной пламени, поднятой вдруг будто из-под земли по всему периметру площади.

– Сжечь, говоришь?! – дышащий яростью, нечеловеческий рев гудел, соревнуясь с ревом огня – низкий и рокочущий до такой степени, что отдавался вибрацией в обоих ушах. – А может, тебя сжечь?!

– Господин, не стоит марать руки… – успокаивал Ихташ. – Позвольте мне разобраться с этим… пока он… пока вы его… Охх… ну что ж…

Я снова не смогла заставить себя спрятаться полностью, проклиная свое нездоровое любопытство… и увидела то, что еще долго будет сниться мне в ночных кошмарах. Схватив голой рукой плешивого за шею, Эллиор встряхивал его, приподнимая над землей и совершенно не обращая внимания на вопли и на вздувающееся из-под его ладони черно-бурое пятно ожога.

Вопли переросли в хрип, юродивый забился, из последних сил пытаясь освободиться…

– По нраву тебе, мразь? А? Каково? Видишь уже Святейших Предков?  

Он его сейчас зажарит, слабо подумала я…

И, прежде, чем успела подумать что-либо еще, ринулась спасать юродивого.

– Повелитель, пощадите! – взмолилась, повисая на раскаленной руке.

– Ты что – глухая? – зарычал Эллиор уже в мою сторону, чуть поворачивая голову. – Или дура? Тебе сколько раз приказано было сидеть в экипаже и не высовываться?  

Однако, помедлив еще буквально секунду, он отшвырнул свою жертву на землю – под ноги охране и оруженосцу. Я снова зажмурилась – без боли на столь ужасные ожоги смотреть было трудно. Неудивительно, если несчастный не выживет…

– Пошла в карету! Высунешься еще раз – высеку! Лично!      

Глотая слезы, униженная, я поплелась, куда велели, в первый раз за эти два дня чувствуя себя настоящей рабыней. А внутри уже дала себе волю – разревелась, как девчонка малолетняя – навзрыд, захлебываясь и растирая слезы рукой…

Не заметила даже, как за тонкими стенами улеглось волшебное пламя… Как кто-то что-то снова вещал в рупор, кто-то кричал, а потом снова восторженно заревела толпа.

Карета тронулась с места, и уже на ходу качнулась, просев под весом заскочившего в нее мужчины. Не поднимая глаз, я безуспешно пыталась утихомирить истерику.

Эллиор сел рядом – жар его тела хорошо ощущался даже сквозь слои одежды.

– Обиделась?

Я всхлипнула, судорожно хватая ртом воздух. И помотала головой.

– Нет, конечно… Кто я такая… чтобы обижаться? Вы имеете… полное право высечь меня – хоть на этой же площади…

Слезы уже лились сплошны потоком, и, злая на себя, я хлопнула ладонью по колену – хватит уже! Хватит тут нюни распускать! Черт бы его… что там надо делать, чтобы перестать реветь? Трогать себя языком по небу? Нет, это от чихания…