– Много, дядь Филимон… – Тимоха удрученно кивнул.
– Нехорошо это – людей за деньги резать, – философски произнес Сильнягин, выпустив в дождливую хмарь сизую струю пахучего дыма. – Хотя, если хорошо подумать, – добавил он, вновь затягиваясь папироской, – без причины резать – так еще хуже выходит… Куда ни кинь – всюду клин. Жизня-я-я… Заяву точно писать не будешь, Тимка?
Тимоха вновь удрученно мотнул головой.
– Зря! – Пожал плечами участковый. – Прибьют ведь…
– Не буду! – Продолжал стоять на своем «любитель дури в долг».
– Как знаешь, Тимоха. Как знаешь… – Стряхнув пепел в грязь, продолжал уговаривать пацана блюститель порядка. – Может, хоть у отца денег попросишь?
– У отца? – вскинулся Тимоха. – Да ему свиньи милей родного сына!
– Да, отличные у Валька хрюшки! – с одобрением произнес пожилой мент. – Недавно такую нежную вырезку у него брал… Кх-м… – Сильнягин смущенно кашлянул в кулак, сообразив, что сморозил. – Тогда у деда попроси. Он, хоть и бывший ЗэКа, но человек серьезный – в авторитете! С этими помойными отбросами всяко разобраться сумеет. Севастьянов он что – мелочь, хулиганье, даром, что две ходки…
При упоминании деда глаза Тимохи остекленели от ужаса, и он на мгновение начисто «завис», не слушая разглагольствований Сильнягина…
Глава 3
пгт. Нахаловка.
Десять лет назад.
По территории ночной фермы, погруженной в кромешную темноту, крадучись пробирался, стараясь не попасться никому на глаза, невысокий и коренастый таджик престарелый Махмуд – отчим Тимохиного отца, бывший некогда отпетым уголовником, а ныне являющийся законопослушным владельцем прибыльной сельскохозяйственной фермы. Дед время от времени воровато оглядывался, но не замечал следящего за ним из-за кустов мальчишку – десятилетнего Тимоху.
Махмуд неторопливо просквозил мимо действующего свинарника, откуда доносилось веселое хрюканье, и вскоре добрался до заброшенного полуразвалившегося хлева, расположившегося на самой окраине фермы. Отец Тимохи несколько раз порывался снести это ветхое строение, скрывающееся в неимоверно разросшемся колючем кустарнике, старый Махмуд отчего-то постоянно был против.
Еще раз воровато оглянувшись по сторонам и никого не заметив, седой таджик скрылся внутри старого заброшенного строения. Сквозь небольшие щели в стене Тимоха увидел тусклый свет – похоже, что дед, наконец-то, включил фонарик. Мальчишка осторожно подобрался к стене хлева и приник глазами к одной из щелей.
Что творится внутри, мальчишке не удалось как следует рассмотреть – послышался шаркающий звук шагов. Тимоха испуганно обернулся – к хлеву, почти не таясь, приближался деревенский дурачок-алкоголик – Васята. Безобидный сорокалетний сумасшедший, не замечая Тимохи, зашел внутрь развалюхи, а малец вновь с интересом приник к щели: Махмуд, разобрав часть подгнивших досок пола, уже стоял в неглубокой земляной яме. Мальчишке было отлично видно припрятанный там же, в яме, большой армейский ящик из-под снарядов, крышка которого была откинута. Все внутренности зеленого деревянного «сундука» были до краев набиты пачками денег и переливающимися в свете фонарика драгоценностями. Дурачок, зайдя в свинарник, шумно хлопнул кособокой дверью и остановился на пороге, нерешительно перетаптываясь с ноги на ногу. Старый таджик резко обернулся.
– Васята? – Узнал «бывший уголовник» местного полудурка. – Ты какого-такого здесь делать собралася? – с акцентом произнес он.
– Гы-ы-ы, пиратский клад! – надувая клейкие пузыри на губах, неожиданно произнес дурачок. – Васята знал, что ты тут что-то прячешь! Махмуд даст Васяте что-нибудь блестящее, поиграть?