Вот бы она просто вышла из-за угла, объяснила мне, где пропадала, и мы бы вместе посмеялись и отправились спать. Хотя бы самый короткий сон не помешал, ведь до начала занятий осталось всего несколько часов.

Подруги до сих пор нигде не видно. Тусклый оранжевый свет льётся из маленьких сфер, парящих вдоль стен — внутри этих сфер кружатся тёплые искры магии, заменяя нам свечи и лампы. Тишину нарушают только шёпот Рудио и редкое ворчание её подруги.

Мы спускаемся с четвёртого этажа на третий, оставляя позади классные комнаты, и на самом подходе к башне я замираю, потому что навстречу нам бросается тёмная тень с хвостом и ушами…

Кошка!

Она исчезает так быстро, что я почти решаю, будто мне померещилось. Бесхозные кошки в СУМРАКе исключены, потому что у ректора на них аллергия.

Сзади меня слышится шипение иномирянки Айрин:

— Марсель!

А, теперь понятно — это, должно быть, проскользнул её фамильяр, чёрный кот по имени Марсель. Странно, раньше он вёл себя спокойно. Только котов-фамильяров и можно держать в стенах Академии, ведь как же их хозяева без них?

Немного досадно, что даже у иномирянки есть фамильяр, а у меня нет. А мне бы так хотелось… Но сейчас есть мысли и дела поважнее.

Пока Айрин ищет своего кота, мы продолжаем путь и поднимаемся к комнатам Брама. Дверь приоткрыта, и мне это не нравится. Я хмурюсь:

— Хм…

Неужели веселье зашло так далеко, что Брам забыл о мерах предосторожности? Разве он не мог запереться на ключ? Кем бы ни был его отец, если кто-то из руководства узнает, что правила так открыто нарушаются, будут проблемы.

— Брам? — зову я, когда мы входим в гостиную.

Здесь пусто. Только едкий запах табака мешает дышать и заставляет глаза слезиться. На полу валяются пустые бутылки из-под эля, а на столике у дивана стоят два бокала — один пустой, второй наполнен чем-то, похожим на бренди.

Я оборачиваюсь к девочкам и пожимаю плечами.

— Кажется, мы опоздали. Вечеринка закончилась.

Разочарованными выглядят все, кроме разве что фейри по имени Лайон.

— Если хотите, располагайтесь. Ешьте, пейте, если что-то ещё осталось.

Надеюсь, Брам не будет возражать. Пока остальные осматриваются, я направляюсь в спальню, полагая, что он там. Не мог же он уйти, оставив дверь открытой.

Чтобы попасть в спальню, нужно пройти через мастерскую, где, в отличие от остальных комнат, всегда идеальный порядок. Брам очень внимателен к деталям, когда дело касается живописи.

Из спальни доносится лёгкий храп, и я улыбаюсь. Но когда я захожу внутрь, улыбка мгновенно сходит с лица, а сердце замирает на несколько долгих секунд.

Я не сразу верю своим глазам. Это невозможно, но я действительно вижу. На кровати лежит полуголый Брам и сжимает в объятиях такую же полуголую Лизель.

7. Глава 4. Мадлен

Брам и Лизель.

Лизель и Брам.

Лежат в одной кровати, спят, обнявшись, — так мирно, словно делали это уже сотни раз. А может, так и есть? Как долго это длится? И зачем, во имя святых драконов, они меня обманывали? Почему нельзя было сказать правду?

Вопросы возникают из ниоткуда, летят на меня, превращаясь в лавину, и среди них отчётливо звучит мысль: «Значит, с Лизель ничего не случилось». Но я уже не знаю, радоваться этому или нет.

Становится трудно дышать. Я беззвучно открываю рот, как рыба, выброшенная на берег, и отшатываюсь к двери. Мне нужно уйти, необходимо. Я больше не могу на это смотреть.

В мастерской Брама, мимо которой я теперь скорее ползу, чем иду, одна стена увешана листами желтоватой писчей бумаги, а на них — карандашные наброски с моими портретами.