Я медленно пошла по коридору мимо денников и засыпающих лошадей. Конюшня полнилась загадочными звуками. Большинство из запертых кобыл вели себя тихо, но некоторые глухо стучали копытами, фыркали, встряхивались. Мне захотелось снять со стены один из фонарей и понести его перед собой, освещая путь, но я побоялась уронить его и устроить пожар – так у меня тряслись руки.

Стойло жеребца Адама находилось в самом конце конюшни. Там явно кто-то был – волнение лошадей в той части здания было особенно сильным. Я шла, нервно сминая подол платья и перебирая в голове объяснения своего позднего появления среди денников. Скажу, что не до конца уяснила, как выполнять траверс... Или попрошу совета по поводу поведения Реган...

Господи, как же глупо! Что не скажи, буду выглядеть законченной идиоткой. А вот Брукс не дурак. Он и без слов обо всем догадается. Зачем еще женщина может прийти к мужчине – одна, темной ночью?..

Из крайнего к стене стойла доносились странные шорохи, и я еще больше замедлила шаг, на слабеющих ногах достигла перегородки между денниками и вытянула шею, осторожно заглядывая внутрь.

Джеймс не соврал – Брукс и правда оказался там. Вот только он был не один. Сперва мне показалось, что я вижу иллюзию, злой морок, наведенный колдовскими силами – настолько нереальным показалось увиденное. Берейтор стоял ко мне спиной, держа на весу девушку, ритмично двигая бедрами и впечатывая ее в шершавую деревянную стену.

Справа от любовников было окошко, и свет только что взошедшей луна падал на них, заставляя фигуры мерцать нереальным серебристым отблеском, выделяя каждую деталь происходящего: черные волосы Брукса, сейчас растрепанные, обнаженные женские ноги, бесстыдно выставленные из вороха задранной юбки и скрещенные за его спиной...

О Господи... Я замерла, превратившись в подобие статуи. Мышцы на миг ослабли и тут же закаменели. В животе скрутился неприятный клубок чего-то скользкого, инородного...

Нужно уйти, нужно оторвать взгляд, но я не могла заставить себя сделать это. Несмотря на всю чудовищность происходящего, слепленные воедино люди выглядели упоительно прекрасными. Адам был раздет по пояс, и лунный свет расслабленно скользил по его широкой мускулистой спине, по напряженным рукам и сжатым ягодицам... Он оказался еще лучше, чем мне представлялось. Я даже залюбовалась, позабыв о том, что вовсе не являюсь героиней сего действа, потом подняла глаза, всматриваясь в девушку и...

… обмерла еще больше.

Я слишком хорошо ее знала, чтобы простить такое.

Это была Банни.

18. 18. Ненависть

Лицо горничной было как раз напротив – она заметила бы случайного свидетеля, не увлекись так процессом: девушка сладострастно запрокинула голову и закрыла глаза, жадно хватая ртом воздух. Из нее вырывались грудные, еле слышные стоны, она впивалась ногтями в плечи и елозила ногами по пояснице тренера.

МОЕГО тренера.

Я поднесла руку к губам и с силой закусила ладонь, пытаясь сдержать рвущийся крик, все еще не в силах оторвать от них глаз. Меня затошнило. Каждое движение Брукса, каждый его мощный толчок внутрь Банни вызывал в моем животе ответную реакцию: полу-боль, полу-негу... Страшное ощущение предательства перерастало в жгучее, неконтролируемое желание.

Горничная вскрикнула, забилась... и я наконец сбросила оцепенение, развернулась и пошла обратно, все быстрее, зажимая уши и ускоряя шаг, почти убегая из конюшни. Чувствуя, как мне становится хуже с каждой секундой, проведенной с ними наедине. Дорогая юбка подметала пол, и меня больше не заботило, услышат мои шаги или нет.