— Ты прекрасно знала, как я отреагирую, когда ты натянешь что-то подобное на себя. Так скажи мне, Эвелин, у тебя вообще мозги работают?

— Я буду надевать что хочу, и меня абсолютно не волнует, как и на что ты отреагируешь!

— Принцесса… — она судорожно сглатывает, как всегда. Этот псевдоним разрывает её изнутри. И именно поэтому я его использую. — Сегодняшний урок тебя явно ничему не научил.

— Я пришла сюда развлекаться, а ты — убирайся! Иди читай дедовские газеты или ещё какую-нибудь хрень, которой ты любишь заниматься!

— Язык, Эвелин.

— Я правда устала от тебя. И меня ждут, — она разворачивается, но я хватаю её за локоть и резко разворачиваю обратно.

— Развлекайся, — я улыбаюсь, почти ласково. — Но имей в виду: каждое твоё действие имеет последствия. Ты же не хочешь, чтобы чья-то смерть была на твоих руках, не так ли?

Это срабатывает. Глаза резко темнеют, дыхание учащается. Она боится. Не меня. Не напрямую. Но того, на что я способен.

— Я правда ненавижу тебя, — шепчет она.

На этот раз я позволяю ей уйти. Спина прямая. Плечи напряжены. И шаг — уверенный. Но я вижу, как она дрожит. Она думает, что выиграла этот разговор. Напрасно.

Я возвращаюсь внутрь. Падаю на диван. И начинаю смотреть. Наблюдать.

Как она пьёт. Один бокал. Второй. Потом шот. Ещё один. Как смеётся слишком громко. Как опирается на Ариэль, но взгляд держит на мне — упрямый, дикий, пьяный. Как пытается утопить в алкоголе каждое слово, которое я ей только что сказал.

Это её протест. Её способ сказать: «Я свободна». Её фальшивая свобода. На грани.

И потом — я вижу, как она снимает туфли. Садится на край стола. Секунда. Две. И она уже стоит. На высоком столике возле музыкальной зоны. Прямо перед толпой. Свет вырезает её силуэт из полутьмы. Руки тянутся вверх, волосы рассыпаются по плечам, а тело движется в ритме музыки — медленно, раскованно…

Чёрт.

В зале резко стало душно. Не от алкоголя. Не от дыма. От неё. От того, как она выглядит в этом блестящем кусочке ткани, который теперь едва держится на теле. Все смотрят. Каждый взгляд — как лезвие. И я ловлю себя на том, что сжал кулаки до белизны.

Она смеётся, откидывает голову назад. А один из придурков нагло подходит ближе. Гораздо ближе, чем позволено.

И вот теперь — я больше не сижу. Я уже иду. Ровно. Медленно. Но внутри всё бурлит.

Игра закончена. Она захотела шоу — она его получит.

Я приближаюсь чётко и без слов. Глаза следят за её фигурой, каждым движением, каждым изгибом. В толпе звучат восхищённые возгласы, несколько идиотов достают телефоны, а кто-то уже пытается подойти ближе.

Только не это. Не сегодня.

Ещё пару шагов — и я рядом. Она видит меня, но не останавливается. Улыбается. Пьяно, вызывающе. Играет. Чёртова актриса.

Я не играю. Я забираю.

— Слезь, — бросаю я, и это не просьба.

Она поворачивается ко мне боком и ещё кидает что-то вроде:
— Отвали, Ашер. Я танцую.

Одним резким движением я хватаю её за талию, поднимаю и резко снимаю со стола, пока все вокруг только успевают ахнуть. Она успевает лишь выдохнуть, прежде чем я перебрасываю её через плечо.

— Ты что, сдурел?! — она колотит кулаками мне в спину, но мне плевать.

Её крошечное платье сползает, открывая слишком многое — для всех, кто не имеет права это видеть. Я резко шлёпаю её по ягодице — сильно, с напором. Её тело вздрагивает, и я оставляю ладонь на обнажённой коже. Прижимаю. И пусть весь этот зал видит, чья она.

Моя.

— Отпусти меня! Придурок! Ты не имеешь права!

— У меня есть все права, — я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разорвать её на куски, пробираясь сквозь толпу. — И если ещё хоть один ублюдок посмотрит на твою задницу, я переломаю им всё, что найду.