— Что, опять? — её голос доносится изнутри, сухой, но без агрессии. — Это уже клиника, Ашер.
Я захожу в комнату и вижу, как она сосредоточенно подпиливает сломанный ноготь, будто там действительно есть что спасать. Её лицо серьёзное, брови сведены, и в этом абсурдном внимании к деталям есть что-то до боли знакомое. Эвелин и её зацикленность на внешности всегда граничила с параноидальной одержимостью. Сломанный ноготь — трагедия уровня стихийного бедствия.
— Это всё из-за тебя! — бросает она, даже не поднимая взгляда.
— Если бы ты не вела себя как неадекватная, с ногтями всё было бы в порядке, — отвечаю, снимая куртку и бросая её на кресло.
— Если бы ты не похитил меня, как какой-то дикий абориген, ничего бы этого не случилось! И как я теперь должна ходить с таким? Это же ужасно! — она театрально отбрасывает пилочку в сторону, как будто это меч, а она — раненый воин.
— Мне что, оплатить тебе маникюр, чтобы ты прекратила этот идиотский цирк? — вздыхаю, уже открывая её косметичку и начиная вытряхивать её содержимое на кровать.
— Придурок… — бормочет она почти автоматически, но уже не так агрессивно.
— Дай сюда, — говорю, вытаскивая пластырь и протягивая к ней руку.
— Что ты собираешься делать? — её голос меняется, становится тише, наполнен подозрением. Но она не отходит. Не вырывается. Просто… смотрит.
Я беру её руку, осторожно наклоняюсь и обматываю палец розовым пластырем с крошечными сердечками. Конечно, это было первое, что выпало из её бездонной косметички.
— Скажешь что-нибудь про розовый — я тебя ударю! — рычит она, сжимая палец с пластырем, будто я только что оскорбил её на генетическом уровне.
— Как твоя голова? — спрашиваю спокойно, игнорируя её угрозу.
— Что?.. — она моргает, немного сбитая с толку.
— Тебя откинуло головой назад в сиденье, — объясняю, внимательно вглядываясь в её лицо. — Я спрашиваю, как твоя голова, Эвелин?
— Норм... — моя рука мягко касается её затылка. В ту же секунду она резко замолкает. Её тело напрягается, дыхание замирает на полпути.
Пальцами я аккуратно проверяю, проводя по волосам, касаясь кожи у основания черепа.
— Есть болезненные ощущения?
Она не отвечает. Просто сидит. Застыв. Будто каждый мой прикосновение — это сигнал, который её нервная система не успевает обработать.
— Нет, — наконец хрипло выдает она. Её голос как будто проглотил собственную уверенность. Затем, после паузы, едва слышно добавляет:
— Ты... ты в порядке?
Я поворачиваю к ней голову, и на мгновение наши взгляды встречаются. Не как обычно — не с искрами, не с вызовом. Просто — честно. Без щитов.
— Переживаешь? — спрашиваю мягко, но с лёгкой улыбкой.
Она закатывает глаза, будто хочет отмахнуться, но её щёки заливает румянец.
— На самом деле, я хотела тебя кое о чём спросить, — её голос осторожный, но не слабый. В нём — подтекст. Напряжение. Ожидание.
Я смотрю на неё — она внимательно следит за каждой моей микрореакцией, будто готовится бросить мне под ноги очередную бомбу.
— Спрашивай, — отвечаю, понижая голос. Она уже затронула то, чего ей лучше было бы не трогать.
— Лео… — она сглатывает воздух, глаза сужаются. — Он может как-то навредить Ариэль?
Несколько секунд — тишина. Будто сам воздух в комнате стал плотнее.
— Это не твоё дело, — говорю ровно, почти холодно. Хотя внутри — напряжение, туго натянутая струна. Она снова суёт свой нос туда, куда не имеет права.
— Это моё дело! — её голос срывается. — Она — моя подруга!
— Какая подруга? — поворачиваюсь к ней полностью, взгляд тяжёлый, угрожающий. — Вы знакомы от силы неделю. Неделю, Эвелин.