– Ребёнка… Ты же знаешь, как я хочу от тебя ребёнка.

Неужели, готова простить измену? Я посмотрел на неё с недоверием, но её взгляд был серьёзен.

– А то, что я?..

– Стой, – моя, почти супруга, поджала губы, а после отвела взгляд в сторону. – Я знаю, что многие мужчины изменяют своим жёнам… но это вовсе не значит, что они хотят с ними расставаться, – её голос начал узнаваемо дрожать, предвещая поток слёз. – Просто… пытаются так переключиться. В психологии этому есть объяснение…

Первые капли на стол с тихим «тук-тук», закушенная губа и нежелание смотреть мне в глаза. Я знаю, что это обида и горечь. И мне противно, что сейчас она перешагивает через себя, пытаясь оправдать мой мерзкий поступок.

Я Женьке обещал, что заботиться о ней буду, а не мучить подобными выяснениями отношений. Брат, наверное, в гробу там перевернулся о того, что я выкинул.

Вздохнул и потянул её ладонь на себя, чтобы усадить плачущую девушку на свои колени.

– Прости меня, – шепчу в её плечо, задумчиво глядя в никуда. – Прости…

6. 6

Лиза

Нет времени дня хуже, чем утро. Причём это вообще самое неприятное утро, которое случалось в моей жизни… Слабость во всём теле, низ живота болит, как при месячных, в голове звонко и явно жидко, во рту сухо, а ещё этот противный телефон трезвонит голосом Артура Пирожкова, чтоб ему икалось весь оставшийся век! Прокопенко, в смысле!

– М-м-м… – дотянулась до телефона, и не пытаясь разлепить глаза прохрипела в трубку жуткое: – Алло…

– Мелкая? Тебе там экзорциста вызывать не пора?

– Убью… – выдавила из себя, совершенно не в настроении шутить.

Прокопенко чем-то зашуршал и отстранился от телефона, потому что в следующую секунду его голос был обращён чуть тише и точно не ко мне.

– Серый, есть номер священника?

– Тебе зачем? – прозвучал удивлённый вопрос коллеги.

– Да у нас форс-мажор. Я, кажется, ведьму разбудил. Сейчас прилетит в отдел вся такая страшная, зелёная, злая…

– Прокопенко, ять! – прохрипела в трубку.

– Женщина, я прекрасно понимаю твоё состояние, но на работу-то что?

– Что? – выдохнула, продираясь через всю кашу, что царила в голове, побулькивая, как ведьмовская отрава.

– У тебя смена так-то… три часа, как идёт.

И вот прав он был, ибо с постели я вскочила, как разъярённая ведьма, совсем позабыв, что хорошо мне ещё не стало, а плохо плещется в ушах.

– О-о-ой… – простонала в трубку, прикрывая рот ладонью.

– О-о-ой! – вторил Женька, – Не блюй только, женщина. Мне тоже не очень ещё.

Ничего не ответив, сбросила вызов и помчалась туда, где обычно избавляются от последствий интоксикации путём промывания желудка.

И только выйдя из туалета поняла, что абсолютно голая.

Совсем.

А низ живота тянет, да так непривычно, что…

Остановилась у двери в ванную и зажмурилась, пытаясь хоть что-то припомнить. И оно припоминается…

«Что ты делаешь со мной?» – вонзается иголками под кожу, рождая бурю внутри и тонну скользящих мурашек.

И эта фраза в голове хриплой нежностью, как ножом по венам. И я помню, как сжалось всё внутри. И… и губы горячие помню.

– М-м-ма-а-ать моя, – прохрипела, прикладываясь головой о дверной косяк. – Виноградова, ты дура!

Кровавая вспышка боли под горячим тяжёлым телом и потрясённое: «Не может быть, Виноградова…»

– Ой, ду-у-у-ура-а-а, – взвыла уже не сдерживаясь.

Большего вспоминать не хотелось совсем. Вот совсем!

Ну, было и было! В конце концов, рано или поздно оно должно было случиться, а то, что я не помню с кем и как…

– Оно даже к лучшему, – выдохнула и открыла, наконец, несчастную дверь в ванную комнату. Нужно привести себя в порядок и идти на работу. Уж там-то мне точно будет не до моральных терзаний. И точно не до собственных воспоминаний о прошедшей ночи.