Стеша проходит через сырые, прохладные сени в комнату.
– Мам, мне плохо…
– Ай! Свят-свят-свят! Кикимора! – слышится сдавленный крик.
Она моргает, почти ослепшая после яркого солнца в полутёмной кухне, и видит русскую печь и дощатый стол. За ним сидят бородатый седенький старичок и старушка в платочке и юбке до пят. На полу квохчет рябая чёрно-белая курица.
– Кикимора в дом залезла! Гони её кочергой, а я ухватом! – звенит в ушах.
Старушка резво для её преклонного возраста вскакивает и целится в Стешу рогатиной на длинной ручке.
«Убьёт! – сверкает в голове мысль. – Хоть и видения, а всё равно больно!» Стеша уворачивается.
– Вы с ума сошли, на человека кидаетесь!
– А ты рази человек? – тычет рогатиной старушка, норовя попасть в шею. – Кикимора болотная, волосья синие. Шпынь голова!1
– Да не кикимора я! Волосы в парикмахерской покрасила. Честное слово, клянусь: я не кикимора!
На круглом лице старушки появляется растерянность. Цепкие глаза обшаривают Стешу от макушки фиолетовых волос до кроссовок.
– Девка, чё ли? – сомневается хозяйка. – Слышишь, дед? Говорит, что девка она, не шишига.
– Ежели правду говорит, то не врёт, – глубокомысленно изрекает старик и скребёт пятернёй подбородок.
– Девка, а в портках ходит.
– Пф-ф! – фыркает Стеша. – Ну да, типа девочки должны носить платья, и всё такое… Знаю, знаю.
Отсталых каких людей подсовывают ей в галлюцинации!
Ноги больше не дрожат, дышится хорошо, она чувствует только слабость и усталость. В голове проясняется. Пора бы и видениям прекратиться, но они не исчезают. Вместо мамы и бабушки в доме по-прежнему толкутся незнакомые старик со старухой. И ещё рябая несушка. Она ходит по полу, с интересом смотрит на Стешу, как ей кажется, и квохчет: «Ко-ко-ко!» Вдруг куриное бормотание сменяется заполошным кудахтаньем.
– Дед, гляди-ка! Наша курочка снесла яичко! – радуется хозяйка.
Она бережно обтирает фартуком яйцо и подходит к свету.
– Ахти! Золотое!
Гладкое яйцо сверкает на ладони, в нём отражается окошко в переплёте рам.
– А внутри что? Дай-ка, баба, я попробую разбить.
Стеша хихикает. Понятно теперь, откуда у её видений ноги растут. Прочитала сказку про Курочку Рябу, и вот вам! И дед, и баба, и Курочка Ряба – все на месте. Только мышки не хватает.
Давясь смехом, Стеша наблюдает, как колотит о стол яичком старик, – не получается у него разбить крепкую золотую скорлупу. Пробует баба, и тоже напрасно старается.
– Сейчас мышка хвостиком махнёт, яичко и разобьётся. Да вот же она!
По столешнице снуёт юркая серая мышь. Подбегает к яичку, обнюхивает, задевает его хвостиком. Яичко падает со стола, сверкнув золотым бочком.
– Разбилось! – охает старушка и причитает: – Жалко-то как! Ой-ой-ой!
По полу растекается обычное куриное яйцо с белком и желтком. Стеша поднимает половинку золотой скорлупки, чуть сдавливает пальцами. Надо же, тонкая, а такая прочная.
– Погоди-ка, – приходит в себя старуха и подозрительно щурится на Стешу, – а ты, девка, откуда знала, что мышка яичко разобьёт?
– Тоже мне, бином Ньютона! Да это любой детсадовец знает, даже мой братец.
– Кикимора! – в один голос кричат старики. Курочка Ряба хлопает крыльями.
Дед хватает кривую железяку, его бабка – рогатину.
– Бей кикимору! Так её, нечисть поганую!
– Да вы ненормальные!
Всё, дипломатия исчерпана. Стеша бросается к порогу, налетает на дверной косяк. Рвётся к свету, к солнцу, к маме…
Крики стихают, веет ароматом цветущих яблонь. Она приоткрывает веки и видит Тимку. Он сидит на скамейке, болтает ногами и листает книгу сказок.
Глава 2
Она бы могла поклясться, что дед, бабка и Курочка эта говорящая, которая кудахтала вслед: «Ко-ко-ко! Держи кикимору!» – бред и галлюцинация. Только что делать с золотой скорлупкой, сверкающей на компьютерном столе, гладкой, блестящей, надо полагать действительно золотой. Это уже аргумент, и ещё какой весомый!