— Спасибо, любимый, — ласково отвечает Агуша, чуть ли не облизывая его. С какого переполоха моя суровая Домина, с которой кончаешь по указке, стала вдруг нежной как котенок?
Перед тем как уйти в закат со своим «постоянным мужчиной», оборачивается, нахлобучивает меня стервозно-презрительной улыбочкой и тоном начальницы приказывает:
— Иван, скажи уборщице, чтобы как следует убралась в женском туалете. А то там, кажется, какое-то непотребство творилось.
И что это за намеки такие? Неужели она думает, что я зажал незнакомую девчонку в туалете? Опять юродствует? Или вдруг пылкие чувства к жертве солярия проснулись?
— Будет сделано, Аглая Борисовна, — чеканю я, чувствуя, что сейчас сорвусь и раскрою этому самодовольному индюку челюсть, в которую вложены миллионы.
Держусь я потому, что точно знаю, что это провокация. Воспитывает меня подобным образом. И я бы послал её на одно место, где Агуша, в принципе, любит бывать, если бы не два момента. Во-первых, хочу ее до трясучки. А, во-вторых, предпочитаю быть как Светский лев, а не просто смазливым мальчиком-рабом.
Вот и стою как последний куколд и наблюдаю, как мою женщину «танцует» другой. Можно успокоить себя тем, что она с ним из-за бабла, но Агуша неплохо так поднимает в этом «гнездышке разврата» и сама в состоянии возить его по дорогим курортам. Тогда зачем ей этот хрен с пластиковой улыбкой? Сразу видно, что в постели, он ее не удовлетворяет, иначе бы Аглая так на меня не накинулась. Так яростно трахаются только голодные бабы, которые делят койку со скорострелами. Статус, блин. Держит его для статуса. Ведь рядом со львицей должен быть мужик с толстым кошельком и улыбкой куклы Кена.
В мультиках в такие моменты над головой загорается лампочка. И сейчас я чувствую, как над макушкой во всю жарит лампа накаливания. Агуша так и будет относиться ко мне как к рабу, которого только и можно, что оттрахать, пока я буду деревенским дурачком без статуса, который находится у нее на зарплате.
За Аглаей, которая сегодня адски хороша, уже захлопнулась дверь, а я все стою и ловлю ее стихающий смех, украшенный заводящей хрипотцой. Как же она манит. Как унижает. Заставляет прыгнуть выше головы.
Выхватываю из кармана телефон и набираю Олежу.
— Привет, Ванек, — отзывается он заспанным голосом, когда дозвон уже почти кончился.
— Привет, Олеж! Помнишь, ты говорил, что у тебя есть кентуха, который на боях завязан? — сразу перехожу я к делу.
— Ага, — соглашается он, — а зачем тебе?
— Хочу принять участие, — отвечаю без подробностей.
— Там не просто морды крошат, Ванек, там все по-взрослому. Превратят в отбивную котлету, или вообще шею свернут в захвате.
— Я тоже не так прост, — упрямо чеканю я. — Скинь контакт чувака.