Её вечно источающий веселье голос в эту минуту дрожит от переполняющих эмоций. Я беру её за руку и наклоняюсь, чтобы заглянуть в глаза, полные прозрачных слёз.

– А потом думала про Него. И эти глупые мысли сами собой отступали, – качает головой и шмыгает носом. 

А до меня не сразу доходит смысл сказанных ею слов. Думала про Него...

– Он итак себя винит, а если бы я свела счёты с жизнью после всего...

– Вэнс, не надо, – глажу её по голове. Я прекрасно понимаю, что ей больно вспоминать аварию и долгий, невероятно сложный путь к тому, чтобы сегодня не просто ходить, а стоять на каблуках.

Почти семь лет прошло с тех пор.

Ванесса утыкается мне в шею и начинает рыдать в голос. Сэнди от неожиданности роняет самодельную сигарету на пол. 

– Я сама... сама дура! – истерит сестра Исайи. 

– Тссс...

Мы все замолкаем, а она начинает выть пуще прежнего. Как зверь раненный. 

– Я руль вывернула... сама. А если бы...

– Тихо, малыш, – успокаиваю её я. 

А у самой в горле ком застревает. Потому что помню. Всё помню. Будто вчера было...

Крыша.

Его дрожащие руки.

Алый кончик тлеющей сигареты.

Полные раскаяния и глубокой вины глаза. 

И то, как дёргался кадык, когда он рассказывал мне о событиях той страшной ночи. 

И то, как на пару секунд лицо ладонями закрыл, чтобы сбросить нависшую над ним чёрную, удушающую пелену прошлого... 

– Вешалась на него, проходу не давала... так любила сильно, де... девочки, дышать без... без него больно было, – хватается за мои враз похолодевшие пальцы, и остановиться уже не может. 

Говорит, говорит... И что-то болезненно щёлкает внутри, когда я слушаю всё это заново спустя столько лет.

– Игра та дурацкая... Эйфория от того, что машину угнали вмееесте. Радость дикая, ду... дурная. Голову кружит...

Мои внутренности скручиваются тугим узлом. Её трясёт, она дрожит всем телом, и всё, что я могу сделать – это лишь сжать её покрепче в объятиях и как маленького ребёнка раскачивать, поглаживая по голове.

– Сама за руль попросилась, и и... вопросы начала задавать глупые, – икая и захлёбываясь в слезах, сипло хрипит Ванесса. 

– Не надо, не думай, не вспоминай, – тихо прошу её я. Потому что сама не могу слышать всё это. Потому что ещё в прошлый раз страх: колючий, тёмный, пролез под кожу, засел накрепко. 

– Рид сказал, сказал... что не... не хочет быть со мной, я... я с дуру и решила: ни мне, значит никому. 

Сэнди не выдерживает и тянется к бутылке крепкого виски. Наливает, протягивает Ванессе, но та только качает головой и снова ищет пристанища на моём плече. Стискивает мои пальцы до хруста, заливает волосы горячими слезами, которые всё льются и льются бесконечным потоком. 

– С моста полетели... а потом удар, темнота... и боль адская, – она делает паузу, тяжело вбирая ртом ставший тягучим кислород. 

– Тихо, – трогаю одеревеневшими пальцами мягкие пряди белоснежных волос.

– Сгореть хотела в той чёртовой машине! – пронзает тишину этой ночи её ошарашивающее признание. 

– Ванесса, – Меган прикрывает рот ладонью.

– А Рид... окно выбил, достал меня... Я виновата. А все считали, что он...И даже он сам...

Все присутствующие в полнейшем шоке. Наверное потому что откровения сестры Исайи оказались абсолютно неожиданными для каждого из нас. Одно дело верить слухам, и совсем другое – слушать о произошедшем из первых уст. Впервые за столько лет.

Сэнди смотрит в одну точку, а Меган в ужасе переводит взгляд с рыдающей Ванессы на меня. Точнее не совсем на меня. А на того, кто стоит позади, за моей спиной. На того, чью тень я заметила минутой ранее, но заставить Вэнс замолчать так и не решилась.