Не знаю, как долго мы пререкались бы и что из этого могло бы выйти, но из палаты Беловой донёсся характерный сигнал, который оповещал о том, что пациенту что-то нужно.

К девушке тут же направилась медсестра, Родин тоже обернулся на звук. Воспользовавшись моментом, я обогнул его и вошёл в палату. Лена подавала пациентке воду.

— Доброе утро, Майя, — постарался сказать это как можно более приветливо. — Как вы себя чувствуете?

— Мне сказали, что вы сегодня не работаете, — тихо откликнулась девушка.

— Алексей Николаевич, — шёл за мной по пятам Родин. — Кажется, я ясно выразился, что пациентка не хочет, чтобы вы были её лечащим врачом.

— Это правда? — обратился к Беловой.

Она только кивнула. Не мог разобрать выражения на её лице.

— Мы можем поговорить наедине? — серьёзно посмотрел на Белову.

— Лёша, — уже по-настоящему зло зашипел Родин. — Я сейчас охрану вызову.

— Ну, давай, — хохотнул я. — Что они мне сделают? Я в этой больнице работаю, — а потом снова обратился к пациентке: — Майя, я вас чем-то обидел?

— Я сейчас тебя отсюда сам вышвырну! — разозлился коллега.

— Все… все в порядке, — подала слабый голос пациентка. — Дайте нам поговорить, пожалуйста.

— Вы уверены? — нахмурился врач.

— Да, спасибо.

— Я буду сразу за дверью, — предупредил он и кивнул встревоженной медсестре, чтобы та тоже вышла.

Когда мы остались наедине, я подошёл ближе к девушке, неосознанно проверяя все показатели на кардиомониторе.

— Если и дальше так пойдёт, завтра-послезавтра вас переведут в интенсивную терапию, а там и до выписки недолго, — попытался улыбнуться я.

— Зачем вы пришли? — серьёзно посмотрела на меня Белова.

— Узнать, как вы себя чувствуете.

— Так, как будто вчера потеряла самое дорогое, что у меня было, — моего малыша.

— Вы поэтому попросили другого врача? — наконец понял я.

— А вы думаете, это недостаточная причина? — она усмехнулась так горько, что мне пришлось отвести взгляд. Не мог смотреть на её страдания.

— Я сделал все, что мог в той ситуации. Видимо, из-за удара во время аварии началась острая отслойка плаценты.

— Я просила вас спасти ребёнка! — она попыталась привстать, кардиомонитор показал, что пульс участился.

— Лежите, Майя, прошу вас.

Она без сил опустила голову на подушку.

— Плод был слишком мал, чтобы выжить вне утробы. Поймите, вы сами чуть не умерли! Я вас еле откачал!

— Лучше бы умерла, — тихо сказала она и отвернулась от меня.

— Идиотка! — в сердцах кинул я и, больше не глядя на неё, вышел из палаты так стремительно, как будто за мной черти гнались.

«Лучше бы умерла»! Да она сама не знает, что говорит! Если бы только Лера осталась жива! Пускай бы мы потеряли ребёнка, но я все отдал бы, только бы моя любимая женщина выжила! Беловой же представился ещё один шанс. Шанс на новую жизнь, шанс снова забеременеть, а она этого не ценит!

Иногда, когда становилось особенно тяжело, я поднимался в детское отделение. Смотрел на новорождённых. Кто-то спал, кто-то шевелил ручками и ножками, бывали тихие дети, а бывали и «скандалисты». Наверное, кто-то сказал бы, что я тревожу свою рану, глядя на малышей. Но мне помогало. Да, было больно, но это давало понимание, для чего вообще я работаю, для чего помогаю людям. Я не педиатр, однако даю таким, как эта Белова, шанс в будущем снова стать матерью.

Я подошёл к палате, в которой лежали новорождённые. Их как раз осматривала врач. Моя коллега по виду была примерно одного со мной возраста. Очень низкая, но стройная, чрезвычайно хрупкая блондинка с большими очками, которые ей совсем не шли и делали её похожей на стрекозу. Мы часто дежурили вместе в отделении скорой помощи.