— А где мне еще быть? — интересуюсь, покручивая травинку между пальцами и смотря на закат. — Ты почему еще не в кровати? Хочешь снова от Терминаторши получить?

— Ой, да ну ее. Подумаешь, поорет, тоже мне проблема, будто в первый раз. — Вцепившись в мою руку намертво, как в спасительный круг в открытом океане, продолжает: — Ты когда уходишь?

Ее слова, такие простые на первый взгляд, бьют по самому больному. Завтра меня здесь уже не будет, как правило, совершеннолетних отпускают на вольные хлеба, но она… она останется здесь. И я даже не представляю, как будет бороться за право на нормальное существование без моей защиты.

— Завтра, мелкая, завтра, — засовываю в рот травинку и чувствую отголоски боли в душе. Такие, каких не испытывал раньше. Черт возьми, да я реально привязался к мелкой. Впервые за восемнадцать лет в детском доме дал слабину. — Пообещай мне одну вещь?

— Какую? — сжимая мою руку маленькими пальчиками, тихо интересуется Мандаринка, не поднимая на меня взгляда.

— Что ты больше не будешь ввязываться в драки, — смотрю на нее с укором, пытаясь донести до этой неугомонной девчонки, что ее некому будет защищать.

— Не могу, — отвечает, гордо приподняв подбородок и смотря на меня серьезным взглядом шоколадных глаз. — Белка опять готовит подлянку, видите ли, ей не понравилось, что я забрала ее грушу. Но она ведь сама виновата! Я не просила ее мою выкидывать в окно.

— Алина! — стараюсь произнести жестко, но улыбка сама растягивается на лице, выдавая меня с потрохами.

Это девчонка заставляет меня улыбаться. Слишком часто и слишком искренне. Она заставляет меня любить жизнь. По-настоящему любить. И не только жизнь… она стала слишком важна для меня.

Не родная младшая сестра.

— Я шесть лет Алина! — Шоколадные бровки, грозно нахмуренные, заставляют рассмеяться в голос.

— Мандаринка, пойми, завтра меня здесь уже не будет, и вряд ли мне разрешат приходить к тебе в гости, — грустно усмехнувшись, качаю головой и произношу со всей серьезностью, что получается собрать: — Ты должна быть сильной и стараться не ввязываться в драки! Это важно, пойми!

Отпустив мою руку, Алинка переползает на коленях, садится напротив и смотрит с детской уверенностью, которую, чувствуется мне, будет сложно побороть.

— Ты же заберешь меня с собой?

И взгляд такой, что утопиться хочется, да только негде.

— Алина-а-а, — произношу глухо, расстегивая ее имя. Красивое имя. — Я не могу. Мне тебя никто не отдаст.

— Но почему? — Шоколадные глазки наполняются слезами, а губки начинают подрагивать. Не выдерживаю, сажаю ее к себе на колени и, обняв за хрупкие плечи, начинаю укачивать.

— Пойми, там, за воротами, у меня ничего нет. Я даже квартиру еще не получил, и неизвестно, когда это будет, а мне ведь еще учиться надо, работу найти. И, возможно, только тогда я смогу тебя забрать, но на это не один год уйдет.

— Пообещай, что, как сможешь, заберешь меня отсюда. — Маленькая ладошка ложится на мою руку, требуя пожатия и буквально с сердцем вырывая обещание, которое я вряд ли когда смогу исполнить.

— Я постараюсь. — Сжимаю ручку и продолжаю укачивать, что-то детское напевая в кудрявую макушку.

— Антон? — почти сонно зовет Мандаринка, но в вечерней тишине, нарушаемой только летней трелью насекомых, я отчетливо слышу ее голос.

— Что такое, Мандаринка? — интересуюсь, немного отстранившись.

— Вот, — протягивает цепочку с обручальным кольцом, только что снятую с шеи. — Это кольцо моей мамы, и я хочу, чтобы оно было у тебя.

— Но зачем? Это ведь все, что у тебя от нее осталось… — произношу глухо, чувствуя, как ком с размером планету Земля застревает в горле. Она отдает мне самое дорогое, что у нее есть, и я не могу это принять. Никак.