– Ну, – она уселась рядом, с одобрением скользнула взглядом по роскошному интерьеру авто, чуть натянуто улыбнулась. – Где будем лечить немоту?
Немоту отправились лечить в «B.B.King»[7]. Рыбкин выбрал места у стойки, протянул Сашке меню, она заказала что-то легкое и спросила его, удивленно оглядываясь и прислушиваясь к наполняющему зал ритму, ощупывая странные высокие спинки стульев, косясь на колоритную публику.
– Почему здесь?
– Я еще не знаю, где тебе хорошо, поэтому привез тебя туда, где хорошо мне.
– Мы уже на «ты»? – уточнила Сашка и после кивка призналась. – Я еще тоже не знаю, где мне хорошо.
– Что так? – спросил Рыбкин.
Ему вдруг показалось, что вот именно теперь он получил шанс попробовать еще раз. Нет, он осознавал каждую секунду такого предположения, как безумие или безусловную глупость. Поэтому, наверное, просто выстраивал мысленную проекцию. Намечал тему для импровизации. Переиначить то, что не получилось с Ольгой, было невозможно. Да и к чему что-то переиначивать, если не ясна была сама причина, почему все стало за долгие годы таким, как стало? Может быть, следовало чуть меньше думать о себе, чуть больше о ней? Или следовало вообще не думать?
– Так, – она пожала плечами. – Как-то все не до того было. А тебе бывает хорошо?
– Проблесками, – признался Рыбкин. – У меня дочка. Ей хорошо и мне хорошо. Но порой бывает неплохо. Когда хорошо сделаю работу. Или когда слушаю такую музыку. Или когда вижу… красивую женщину.
– Значит, тебе хорошо, когда хорошо твоей дочери? – поняла Сашка. – А когда хорошо твоей жене, тебе плохо?
– Мне плохо, когда ей плохо, – сказал Рыбкин. – Может быть, было бы хорошо, если бы и ей было хорошо. Но ей всегда плохо. Когда я ее вижу, так уж точно. Возможно, что из-за меня. Нет, мы не ругаемся. Может быть, ей хорошо без меня. Но я этого не знаю.
– И ты надеешься отыскать свое «хорошо» со мной, – прищурилась Сашка.
– Не думал об этом, – пожал плечами Рыбкин. – Я… не планировал ничего.
– А обычно планируешь? – она была предельно серьезной. Не так, как Ольга. Когда Рыбкин только знакомился с Ольгой Клинской, та казалась сорванцом и веселушкой. Куда же все это подевалось?
– Это такая игра, – произнесла Сашка после паузы. – Я понимаю. Сейчас мы играем в серьезный разговор. В откровенность. Играем честно. Спрашиваем друг друга о том, что нас интересует, отвечаем то, что думаем. Без оглядки. Интересная игра. Но опасная. Мне так кажется. Я, кстати, вовсе не игрок.
– Я тоже не игрок, – кивнул Рыбкин.
– Хорошо, – она словно пересыпала что-то в голове, пересыпала с некоторым сомнением. – Что мы имеем? Имеем клиента, который отвез своего мастера в ресторан. Клиент уже не первой свежести…
Вот как? А ты умеешь быть жестокой. Или быть честной – это и значит быть жестокой?
– Не первой молодости, – с мужественной улыбкой поправил Сашку Рыбкин. – И не второй, возможно, и не…
– Пусть так, – она говорила медленно, не переставая смотреть в глаза Рыбкину. – Женат. Имеет дочь. Судя по всему, почти мою ровесницу. Или ровесницу. Клиент не беден, возможно, даже и богат. Но не чрезмерно богат. Находится в неплохой физической форме, в удовлетворительной психической. Одевается со вкусом, пахнет хорошо, ведет себя прилично. Возникает вопрос…
– И какой же вопрос? – прервал затянувшуюся паузу Рыбкин.
– На кой черт мне все это надо? Ты не куришь?
– Нет, – ответил Рыбкин и уже поднялся, чтобы сходить за сигаретами.
– Не надо, – он вдруг разглядел, что у нее усталые и встревоженные глаза, испуг в которых она старательно застилала притворным равнодушием. – Я тоже не курю. Поехали, Рыбкин, ко мне.