И неожиданно почувствовала, как мышцы под её руками расслабляются. Ящерру пришлось по душе то, что она сделала. Напор усилился, теперь судья целовал её более властно, более требовательно. Казалось, он сходит с ума прямо на её глазах, превращается в зверя. Его руки обвили её талию, в этот раз не причиняя боли. И целовал, властно, страстно…а затем прекратил.

– Не хочешшь, значит, – прошипел он, и лиса чуть ли не впервые услышала его акцент. Земной язык – не родной ему, как бы свободно он на нем ни разговаривал. – Притворяешься ты хорошо. Но… – мужчина оскалился, – я тебе противен, не так ли?

Он отстранился от лисы и принялся тщательно изучать вверенное ему тело, в то время как его указательный и средний палец взялся усердно «вышагивать» по животу девушки. Затем ящерр склонился к своей жертве и укусил её за живот, почти у самого пупка.

– Ну ничего, это поправимо.

И тогда лисица вновь испытала то самое чувство. Ящерриное влечение, которое он вновь на ней применил.

Её разум пытался бороться с заразой, которую земные люди именовали влечением, и в какой-то момент сознание застыло где-то у резкого обрыва: одна её сторона начала испытывать к ящерру невероятное желание, в тот время как другая отчаянно вырывалась из пут липкого навязанного чувства.

Но спустя минуту - две лисица окончательно потерялась во влиянии судьи. Её глаза застило желание. Испуг резко исчез, но и лисица исчезла. В постели судьи лежала девушка, которая выглядела так же, как его лиса, и в то же время… другая, непозволительно другая то была женщина. Она уже была не той смелой забавной девчонкой, что дерзила зрителям на арене, её воля была полностью подавлена его силой.

Но в тот момент ему и этого оказалось достаточно. Когда лисица потянулась к нему руками, телом – у него крышу снесло. Её ответная реакция вызвала в нем дрожь, а еще непонятное желание защитить и позаботиться.

Доган поцеловал свою лисицу, а затем медленно перевернул её на живот. Осторожно провел рукой по ягодицам, погладил шею, затылок… и испытал состояние, близкое к эйфории: он может оставить её на всю ночь. И спохватился сразу, не подпуская к себе еще одну навязчивую мысль: он может оставить её на всю жизнь.

Не может! Не может!

***

Лес, приукрашенный утренним ласковым солнышком, вызывал восхищение. Дерзкие лучи, что пробивалось сквозь стекло авто и игриво щекотали кожу, чем-то неуловимым напоминали Марлен те утренние часы, что она проводила с родителями, когда еще не было в её жизни гонщиц, не было проклятой Штольни. Был дом, были родные и ощущение, что у неё есть что-то своё: собственная комната, собственная кровать, есть собственный брат и даже собственные родители.

Она возвращалась в машине обратно в Штольню. Синий лес проплывал под брюхом парящей в воздухе тачки, и Марлен казалось, что лес этот – полотно бархата, а туман – это парное молоко, такое густое, что можно прикоснуться. Она бы рискнула и свесила руку, но понимала, что прикоснуться даже к верхушкам деревьев не получится – уж слишком большое расстояние. Да и водитель бы не позволил – он только делал вид, что ему нет до пассажирки дела, а на самом деле еще как было!

Но Марлен не обращала на него внимания. Она была так счастлива, так счастлива!

Её первая ночь с мужчиной! Тепло его рук, его уверенные прикосновения. Ей нравилось к нему ластиться, еще больше нравилось получать ласку в ответ.

Когда она проснулась – он сразу это почувствовал и тоже проснулся. И уставился на нее немигающим взглядом. Марлен это не понравилось, эта его молчаливая заинтересованность – она подвинулась к мужчине еще ближе и поцеловала в губы.