То были худшие дни в жизни Марлен! Лисица с утра до ночи ждала, когда её схватят и посадят в тюрьму.

Хоть камеры и не зафиксировали её лица во время совершения преступления (Марлен, к счастью, тогда догадалась обмотать лицо шарфом), но тот терций уж точно при желании мог бы её узнать. Ему лишь стоило потребовать расследования, и её бы нашли! Это было так просто!

Но ничего не произошло! День, два, неделя - Марлен никто не трогал, и напряжение понемногу начало отпускать.

Она до сих пор не знала, почему тот терций не потребовал расследование, ведь – она видела – он был тогда очень сердит!

Страх не покидал Марлен ещё несколько месяцев, но потом природная потребность встревать в дурацкие ситуации взяла верх, и лисица забыла о печальном происшествии. Она вернулась к опасной привычке приходить на полигон в надежде ещё раз увидеть того терция.

Она сама не знала зачем. Может быть, потому что тот терций был родственником Рагарры. А может потому, что она давно его заприметила и не могла не любоваться его строгим волевым лицом. А может нравилось ей нравилось задевать тех ящерров, что так ненавидели Марлен и ей подобных.

Но в тот день Марлен на полигоне не задерживалась – не до того было. Её руки тряслись, она то и дело спотыкалась на пути к воротам. Ей было очень страшно!

На выходе, Марлен позволила аппарату просканировать сетчатку глаза, прислонила браслет к шершавому экрану и послушно выждала шесть секунд, прежде чем услышала характерный щелчок: дверь открылась.

Покинув закрытую территорию, лисица вскоре оказалась в жилых кварталах, где, за редким исключением, жили состоятельные ящерры.

Марлен закатала рукав, выставив на обозрение браслет. Она – гонщица, на ней нельзя использовать влечение, нельзя прикасаться.

Лисичка накинула капюшон и усилила громкость музыки в наушниках, чтобы не слышать шёпот, сопровождающий любую из Гонщиц в городе. Это был замкнутый круг – она была вынуждена показывать браслет, чтобы никто её не тронул, и в то же время мечтала скрыть тот факт, что она одна из них – таинственная гонщица, живущая в отдельной части города, за воротами, куда обычным людям (и земным, и ящеррам) нет ходу.

Марлен, не обращая внимания на заинтересованные взгляды, просто шла вперёд, к подземному транспорту.

Марлен нравился Мыслите с его величественными арками, фонтанами, водопадами и летающими над головой машинами. Нравились заправочные станции в виде цветов, зависших в небе. Нравились статуи, которые ни с того ни с сего оживали и начинали танцевать или, например, канючить деньги на «реставрацию моей руки».

Она любила рассматривать транспортировочные кабины, выросшие по всему городу подобно грибам всего десять лет назад. С их помощью можно было попасть почти в любую часть мира за считанные секунды.

Выходя в город, она обращала внимания на все виды транспорта, и, если встречала неизвестную модель авто, походила ближе и начинала её рассматривать со всех сторон.

Как правило, те машины, которые ей нравились, принадлежали зажиточным ящеррам. Марлен сама гоняла на подобных, знала, на что способны такие авто, и иногда ей хотелось закричать в лица хозяевам столь мощного транспорта: вы хоть знаете, что эта штука может делать?! Зачем вам подобные игрушки, если вы не умеете с ними обращаться?!

Но ещё больше, чем рассматривать машины, ей нравилось представлять, каким был Мыслите до великого разрушения, когда земные люди и люди-ящерры жили в мире и согласии.

И она не только представляла, знала наверняка, ведь её дедушка был одним из судей. Земной человек был судьёй!