Гонщиц приглашали на званые вечера ящерров, где они танцевали, пели и развлекали гостей историями из своей насыщенной жизни. Считалось, не бывать в городе Мыслите празднику, если туда не приглашена гонщица. Как следствие – девушкам приходили пригласительные по поводу и без повода.
Теоретически, никто на этих красавиц не давил, хотите – принимайте приглашения, хотите – не принимайте. Но за то, чтобы гонщица пришла на какое-нибудь торжество, хозяин вечера должен был заплатить немалую суму в казну.
Девушкам это было выгодно, ведь гонщице, заработавшей достаточно денег, дозволялось нарушать некоторые правила, например, выбрать, с кем хочет провести ночь… редко, очень редко.
Да и казна Мыслите – понятие абстрактное. В теории, существовал закон двенадцати судей, которые, как и в остальных ящерриных городах, управляли городом.
Практически же руководил всем Доган Рагарра, ведь он выкупил половину города и создал Млечную Арену. Он же построил Штольни и модернизировал известную на весь материк Академию Терциев. По большому счету, казна Мыслите – это кошелек Рагарры.
Гонщицы тоже принадлежали Догану Рагарре. Со стороны их жизнь была сказкой, на самом деле они были хуже рабов. Только единицы добирались до верхушки, остальные «гасли» на полпути. А те, что добирались, тратили нечеловеческие усилие, чтобы удержаться «на пике».
Известность – неблагонадёжная вещь. Гонщицы это осознавали и стремились упрочить своё положение. Лучшим способом это сделать многие считали именно постель Рагарры.
Не сказать, чтобы Доган уж слишком жаловал земных девушек, такой славы за ним не водилось. Он был чем-то вроде строгого занятого отца, передающего свою волю через подчинённых. Видели его гонщицы только на Млечной Арене, так как в городе он почти не появлялся и вёл очень закрытый образ жизни. И лишь для Джин иногда делал исключение. Других девушек тоже выбирал, но на одну-две ночи, не более, а потом опять звал к себе Джин.
Тем не менее, на протяжении многих лет существовала традиция, согласно которой Доганн награждал победительницу Млечной Арены белой орхидеей – символом гонщиц. Этот символ был вытатуирован на коже каждой девушки, закончившей обучение. Выпускницам разрешали лишь одно – выбрать, где именно будет находиться татуировка. Это была своеобразная игра для всего города – догадаться, на какой части её тела нарисован зловещий цветок.
У Марлен тоже наличествовала проклятая метка, и лисица, в отличии от многих девушек, сделала её в максимально, как ей казалось, незаметном месте – на левой лопатке, и никогда – никогда! – не выбирала одежду, которая бы не скрывала татуировку.
В отличие от многих других. Некоторые девушки носили метку с гордостью и делали её кто на руке, кто на шее или груди – чтобы было видно издалека.
В такие моменты гонщицы казались Марлен женщинами из другой планеты. И даже Джин, перед которой ящерры из ОГЕЙ-Центра трепетали, преклонялась перед общими правилами и устоями. Она даже засушивала цветы, подаренные ей Доганом.
Для гонщиц Доган был живой легендой. И они почему-то считали за честь принять из его рук белую орхидею – эту никчёмную подачку за то, что выжили после смертельных испытаний, расставленных на Млечной Арене. Его Арене! А значит, косвенно, его руками!
Марлен не понимала столь трепетного отношения к ящерру. Ведь это он придумал жёсткие правила, он подписывал указы об изгнании гонщиц. Он! Он! Он! Всё плохое – он!
Эти мысли пронеслись в голове Марлен, но девушка сумела взять себя в руки и обратилась к тренеру: