Марлен не так давно узнала от своей таинственной матери, что не более чем пятьдесят лет назад в городе Мыслите ящерры и земляне были на равных, и среди двенадцати судей были представители обоих видов.

Это был город, где равноправие было не просто словом, а тем, что удалось осуществить. Ящерры не использовали на земных влечение, это было табу, наказанием за которое могла быть смертная казнь.

Но потом на город напали объединённые силы нескольких городов, включая ближайшие Гнездо и Драгобрат. Ящерры разрушили Мыслите, так как не могли допустить, чтобы было на планете место, где земные могут быть счастливы. А тех ящерров, что не желали подстраиваться под новые порядки, просто убили.

Узнав эту историю, в сознании весёлой доброй девушки как будто всё встало на свои места. Она осознала очевидное – ящерры поработили город. Возможно, они восстановили архитектуру, основные принципы декора, но Мыслите уже не тот, каким он был когда-то. Из сосредоточия свободолюбия и он превратился в источник разврата. Город был телом этого разврата, а они, Гонщицы, его сердцем.

Девушка споткнулась, щеки запылали от кощунственной, но уже привычной мысли: если бы история повернула по-другому, и Мыслите удалось выстоять в схватке с Гнездом и Драгобратом, она, Марлен, по положению была бы ровней даже Догану Рагарре, ведь её дедушка тоже был судьёй.

Марлен проклинала себя за подобные размышления, и все же иногда, лёжа в своей постели и слушая дыхание других девушек, чувствовала, как нечто могущественное пробивается сквозь грудную клетку: осознание того, что она не на своём месте. Что ей суждено большее, что она сильнее, чем думают многие. Энергия, что билась в грудной клетке, подначивала: да, Доган Рагарра, я тебе ровня, хоть ты пока не догадываешься об этом.

***

Девушка миновала Квартал Ножейи спустилась в подземный город – Поддон. Жить там было намного дешевле, но небезопасно. В Поддон спускались в основном ради ночных приключений, наркотических средств или же запрещённых товаров.

Поддон был полной противоположностью Мыслите, хоть формально и считался частью города. Наверху – кажущаяся гармония, вежливые люди, улыбчивые офицеры и опрятные терции на каждом шагу – то ли идут в увольнительную, то ли возвращаются с неё. Наверху чистый воздух и голубое небо.

Внизу – похотливые лица возбужденных самцов; усталые самки, предоставляющие услуги шестому-седьмому клиенту за день. Крики то ли детей, то ли лай подстреленного животного. И затхлый запах, от которого в Поддоне не скрыться.

Марлен в душе насмехалась над ханжеством Догана Рагарры. С больших экранов он и ему подобные твердили, что главное – сохранить в городе гармонию. Какой, пятая нога, порядок, какая гармония, если существует Поддон?

Гонщице почем-то казалось, что Поддон – это какая-то шутка. Она не знала наверняка, чья именно, но догадки у неё были. Заключалась «шутка» в том, что именно через Поддон проходили основные ветки метро. Ящерры метро не пользовались, а вот земные, у кого денег было поменьше, даже если и жили в более приличных районах Мыслите, были вынуждены каждый день спускаться в Поддон, чтобы воспользоваться метро. Выглядело это как предупреждение: один неверный шаг – и ты тоже здесь окажешься.

Марлен всегда отличала жителей Поддона от «залетных птиц». У «залетных» еще была надежда. У местных –нет.

Поддонки транслировали лишь две мысли: безграничное отчаяние, и безграничную злость.

Марлен села в метро, под немигающими ненавидящими взглядами проехала три остановки, и вышла на станции «Роша-Рра».