– Расслабьтесь… Все у вас хорошо, – она наклоняется ко мне. – Нервничали? Стрессы были?

Теперь вся жизнь – сплошные стрессы. Я вздыхаю от доброжелательного взгляда.

– Мы можем оставить вас на ночь в стационаре. Но я ничего критичного не вижу. Все у вас хорошо, постарайтесь меньше нервничать, – кажется, она заметила, что между мной и Андреем что-то не так, потому что продолжает. – Сложности у вас не из-за того, что вы перегрелись днем, а из-за эмоциональной обстановки.

От уверенного голоса я тут же успокаиваюсь, а вместе со мной – и живот. Вытираю гель с живота выданной салфеткой, поправляю блузку и выхожу. Андрей ждет за дверью. Спиной к кабинету изучает плакат об акушерстве. Становится неловко: он пялится на рожающую женщину. Все-таки, некоторые вещи мужчины не должны видеть… Тем более, отец не он.

Он слышит, что я вышла, и поворачивается.

– Ну что?

– Все хорошо, – мне немного неловко за панику, но видел бы он свое недовольное лицо весь вечер, да еще в уединенном месте на даче, где вокруг ничего и никого. – Это от нервов, Андрей.

Он не высказывает за панику, и мы едем домой.

Покачиваясь на сиденье, я смотрю в ночь. На УЗИ можно было спросить пол, но я так волновалась за здоровье малыша, что это вылетело из головы – лишь бы обошлось. Моя беременность протекала хорошо, без осложнений – до того, как я вернулась к Андрею.

Нужно расслабиться, тогда все уйдет.

Но с Андреем это невозможно. В первую очередь, из-за неопределенности. Мы живет вместе, но что дальше? У нас будет брак или разбежимся? Андрей ничего не говорит, не делится планами, только мучит нас обоих.

И отворачивается вместо того, чтобы дать нам с малышом почву под ногами.

У меня столько забот, хлопот впереди, связанных с ребенком, а из-за проблем с Андреем я ни на чем не могу сосредоточиться. Нужно будет поговорить с ним прямо. Вызвать на серьезный разговор.

Но это завтра. А лучше послезавтра, когда я немного успокоюсь, чтобы после серьезного разговора не пришлось снова ехать в больницу…

Мы заезжаем во двор: дом темный, окна не горят. Фары освещают опустевший двор. Андрей забирает сумку и поднимается наверх. Меня не отпускает чувство пустоты и усталость. Вернусь домой так неожиданно, и полностью измученные.

Зато, когда я оказываюсь в уже почти родной спальне, сразу успокаиваюсь.

Сумку оставляю на завтра, и ложусь в постель.

Здесь не холодно, как на даче и я мирно засыпаю.

Утром я просыпаюсь позже Андрея. Открываю глаза, слыша, как он варит кофе на кухне. Вставать не хочется – мало спала, и я нежусь в постели. Вчерашнее ночное приключение кажется страшным сном. Вроде как подавать завтрак – моя задача, но пересекаться с бывшим сейчас не хочется. Меня пугает и настораживает его мрачность. Вчера я отчетливо увидела, как сильно на самом деле он переживает мою беременность от другого, и как глубоко прячет это.

Дожидаюсь, пока Андрей уйдут на работу, и встаю.

Вечно прятаться не получится, я понимаю. И хвост лучше рубить сразу, а не частями. Но буду оттягивать этот момент, пока не буду уверена, что выдержу неприятный разговор.

Приятный сюрприз: он сам разобрал сумку. Не успеваю сделать себе кофе, как звонит мама.

– Привет! – я безумно рада слышать ее после вчерашней нервной ночи, на сердце разливается тепло.

– Ладочка, – в голосе мамы тревога, я сразу же напрягаюсь. – Администратор сказала, деньги за лечение не поступили, хотя Андрей обещал. Он оплатил только проживание и уход. Курс нужно оплачивать отдельно… Завтра последний день, чтобы успеть оплатить.

– Я ничего об этом не знала, Андрей не говорил, – настораживаюсь я. – Мам, я ему позвоню.