Он открытый, разгоняется сходу. Пара защитников бежит наперерез, хотят взять в коробочку, заставить вывести мяч из игры, но я откуда-то точно знаю, что не смогут. Или хочу, чтобы не смогли.

Болею за него, веду глазами к воротам, на которых стоит Артур.

— Арчи возьмет.

— Ни черта.

Мы с Томой делаем ставки каждая на своего мужа. Она шепчет: «самоуверенная сучка ты, Билецкая», я просто улыбаюсь.

С замиранием сердца слежу, как Пашка добегает до штрафной площадки. Сдерживаюсь, чтобы не вытолкнуть из груди: бей. Я всегда спешу, а ему виднее, когда наступит тот самый идеальный момент.

Он медлит. Думает. Это может обернуться потерей мяча. Волнуюсь сильно, но держусь.

Когда Пашка с разгону лупит, вскрикиваем синхронно с Томой. Жмурюсь.

А открыв глаза, начинаю хлопать и визжать, потому что:

— Го-о-о-ол!!!

Томка стонет, а я радуюсь непропорционально сильно относительно достижения. Ну что такое какой-то гол во время тренировочного матча?

Понимаю, а всё равно рада.

К Пашке подходит пара человек, хлопает по ладони. Я вспоминаю, как в те самые первые месяцы и годы тусовалась на трибунах. Вспоминаю, как Пашка посвящал мне голы, как предложение сделал. Жестами. Во время игры.

Кажется, что в животе оживают заснувшие бабочки. Хочу продлить ощущение. Пялюсь, как дура, снова чувствуя себя влюбленной двадцатилеткой.

Мурашки идут по рукам, когда мой Пашка поворачивается к трибунам и смотрит на них. Мне поначалу даже кажется, что на меня.

Неужели чувствует? Неужели мы настолько идеально совпадаем?

Придуманная иллюзия разбивается о реальность очень быстро и неожиданно.

Мы с Томой через стекло слышим хлопки и женские улюлюканья. Я отрываюсь от Паши и смотрю по сути себе под ноги — на трибуну. Сердце обрывается.

Я не знаю, кто эта преданная фанатка, но мне совсем не нравится, как ей улыбается мой Паша. И как он её, мать твою, благодарит.

***

Обратная дорога выглядит совсем не так. В салоне слышен только гул мотора и шум дороги на поворотах. Мне кажется, что воздух пропитан моей злостью и неловкостью, которую испытывает Тамара.

— Прости, Ник. Я не хотела…

Она даже извиняется, не подозревая, что делает только хуже.

Я поворачиваю голову и улыбаюсь, пожимая плечами.

— О чем ты, господи? За что прощать? — Самой кажется, что мое задорное удивление звучит максимально ненатурально.

— Ты расстроилась…

— Я? Тебе показалось, — отмахиваюсь и жму на газ, увеличивая скорость. Вот сейчас я бы уже и стрелочку положила, честно. Убегать от шока я готова на шкалящих показателях.

— Это она к нему клинья подбивает, мась. Она…

Попытки Томы защитить передо мной моего же мужа откровенно бесят. Хочется сказать: прекрати. Дай мне собраться и осознать, что вообще происходит.

Но я молчу и делаю вид, что никакой проблемы.

Мы с Томой дождались конца матча. Я вдоволь изучила свою… М-м-м… Получается, конкурентку?

Поборола первое желание развернуться и уйти. Я не впала в истерику, но душа во мне тихонечко разочек умерла.

Я не верю в то, что есть какие-то особенные браки, уровень доверия в которых перерастает среднечеловеческое понимание его ценности, кроющейся в эксклюзивности того, что вы получается только друг с другом и друг от друга. Мы с Пашкой ни черта не просветленные. Для нас измена – это измена. И мы о таком не договаривались.

Улыбка, отправленная массажистке – это не повод для разрыва, но мне стало страшно. И мне стало гадко от такой возможности.

На людях я у Паши ничего не спросила. Только вела себя, как нервная собственница. Даже самой противно.

Сначала притянула к себе, целовала на глазах у той, потом оттолкнула, разозлившись. Огрызалась. Расстреливала взглядом. Снова ластилась.