Всё решили секунды и «мама во вторую смену». Двери закрылись, а Настя осталась.

Иногда Стейш казалось, что Настя осталась в том вагоне навсегда. В той безумной ночи, в тех поцелуях и желании, разлитом по телу раскаленным золотом.

А через несколько недель она узнала страшную истину, которая до сих пор эхом отдавалась в ушах: «Ты такая неприступная крепость, что тебя можно взять только на спор».

Часто Стейш думала о том, что было бы, выйди она тогда из вагона. Как сложилась бы ее жизнь? Она стала бы чемпионкой? Не потеряла веру в мужчин и удачно вышла замуж? Что было бы, если…

Одно она знала точно. Если бы Настя Эндшпиль в тот день вышла из вагона, то Катюши Зиминой – яркой девочки, компьютерного гения и ее «доченьки» со скверным характером – не было бы на этом свете[3].

Лучшая подруга Саша сидела в огромном кресле с чашкой в руках и рыдала. Муза Загорская – трогательность и сентиментальность их дружеского трио – смотрела на подругу сочувствующим взглядом и кивала, позволяя той выговориться.

Обычно Стейш называла такие женские страдания идиотизмом и в утешениях не участвовала, но на этот раз повод у подруги был – и весомый.

– Безвыходная ситуация, Муз. Мне некуда идти, не на что жить, меня бросил жених, и я беременна…

Стейш понимала, что еще пара минут страданий – и Саша изменит свое мнение по поводу аборта. Сдастся. Пойдет по пути наименьшего сопротивления и никогда себе этого не простит. Год назад Стейш цинично убедила бы ее сделать аборт в хорошей клинике, жить дальше и уже потом, лет в тридцать, родить нового ребенка. Год назад, но не теперь.

– Ты еще башкой об стенку побейся! У Музы большая квартира и куча денег, а если еще и замуж выйдет, будет еще больше и свободная квартира. Когда нет сборов, у меня учебы на физкультурке не так много. Саша, ты смелая и сильная, твоим характером можно стены ломать и потом им же отстраивать новые. Мы что, втроем одну девку не вырастим?!

В комнате повисла тишина. Решение, которое она высказала, было радикальным. Зато таким правильным, что у всех присутствующих зазвенело в ушах. В конце концов, их трое! Обычно ребенка растят двое родителей и мужчина не всегда активно участвует. А есть и матери-одиночки, у которых нет никакой помощи. А их трое, черт возьми! Трое на одного ребенка.

– А почему девку? – шепнула Саша.

– Потому что мужик в нашем дурдоме не выживет!

И как это работает? Стоило подумать о Катюхе, как внутри всё успокоилось. Всё, что было прожито и выплакано, оказалось не зря. Сама судьба будто вела ее к этому. Да, узкими, кривыми тропами через тернии, зато прямо к маленькой звездочке по имени Екатерина.

Единственная проблема – как бы они с Музой ни любили эту непоседливую девчонку, у нее только одна настоящая мама.

Кому скажи – не поверят, что суровая темная госпожа Анастасия Викторовна Эндшпиль иногда плачет в подушку, потому что мечтает взять на руки собственного малыша. Но эта мечта навсегда останется лишь мечтой.

Он лишь усмехнулся, проводив взглядом улепетывающую к метро фигуру. Рассмотреть что-то под джинсами и мешковатой толстовкой было сложно, но взгляд все-таки зацепился за необычную манеру ходить – резкие движения, словно она пыталась ударить воздух. Или отшлепать дождь за то, что посмел намочить небрежно собранные в хвост волосы?

От созерцания прекрасного отвлек телефонный звонок. Илья хотел сбросить, но увидел имя абонента и принял вызов.

– У тебя на почте список того, что нужно сделать в кабинете перед тем, как Саша выйдет на работу.