Я мотнула головой и подняла по ее просьбе руки. Она приехала, чтобы на месте убедиться, что платье сидит точно-точно идеально и при необходимости подшить уже на мне.

— Да у нее просто в желудке черная дыра! — улыбнулась мама. — Уже сколько лет гадаю, в какие миры пропадает вся еда… Бабушкина любимица! Всегда все доедает и никогда не откажется от добавки.

— Хороший аппетит — это замечательно. Значит, здоровая. Здоровье, девочки, это вообще самое главное в жизни. Да еще и такая красавица! — улыбнулась Татьяна Алексеевна, — Егорке очень повезло.

Мама Егора выглядела по-настоящему счастливой. Казалось, именно она сегодня выходит замуж. Эта радость и ее настолько теплое ко мне отношение было, вроде бы, лестным, но и смущало. Я не понимала, с чем это было связано. Я могла цитировать наизусть строки договора, но радость Бакуриных создавала у меня очень четкое впечатление, что я не знаю чего-то важного. Что есть какая-то деталька пазла — одна-единственная! — без которой понять, что за картинку ты собираешь невозможно. И именно этой детальки у меня нет. Только у меня. Все были счастливы и совершенно спокойны, и только я одна надумывала себе какой-то заговор…

Я усмехнулась, глядя на свое отражение, и кивнула самой себе. Да. Хорошо, что я сегодня не пью! Только заговоров мне не хватало. И все же удержаться от того, чтобы начать фантазировать себе, что за страшные тайны могут крыться за этой невинной до смешного сделки между двумя серьезными, казалось бы, мужчинами, я не смогла.

— Прием, как слышно? Вылетай из мыслей, у нас тут свадьба!

Я сморгнула удивление и уставилась на отца. Тот мягко улыбался и довольно меня оглядывал. Несмотря на все свои вчерашние старания, выглядела я и правда замечательно. Визажист превратил мое лицо в идеальную кукольную маску, которая мне чудо как шла, а платье было строгим на вид, но так славно облегало и талию, и руки, и бедра блестящим атласом, стекающим мягко к земле, что я была похожа на статуэтку. Половина спины была открыта, и это было самой большой вольностью моего наряда. И все же ни у кого бы язык не повернулся назвать мой образ скучным или даже скромным. Я выглядела без преувеличения прекрасно, но создавала впечатление, будто это все исключительно заслуга матушки-природы. А сама я себя не приукрасила даже кружевом, ведь так хороша, что мне оно и не надо! Знали бы остальные, сколько платьев пришлось перемерить; сколько раз визажист поправляла стрелки и во сколько я сегодня встала, чтобы хватило времени на создание этого непринужденного вида…

Мамы расстарались во всем. Мой образ был идеален, оформление было идеальным. Костюм отца тоже был идеальным. Идеальная арка, под которой меня уже ждал идеальный жених. Идеальная рассадка, идеальные закуски, идеальная музыка.

— Возвращайся на грешную землю, фантазерка, — весело шепнул мне отец и повел к жениху.

И я вернулась. Стоило мне встретиться со взглядом Бакурина, как я моментально рухнула на грешную землю. Он смотрел на меня с явно отрепетированной улыбкой, а в глазах стояло совершенно искреннее недоумение. Как будто он не понимал, что я здесь делаю, что здесь делает он. Под этим взглядом я отчего-то ощутила себя не человеком, а частью этих идеальных декораций, из которых выбивался только этот совершенно искренне потерянный и категорически неуместный взгляд. Бакурин вдруг показался единственным живым человеком в этом идеальном мире, который для нас с любовью подготовили мамы, высчитывая до миллиметра расположение цветов на арке, до секунды — игру оркестра. До каждой выбившейся прядки — мой образ.