— Закончил инструктаж? — холодно процедила я.

К щекам прилила кровь. Как будто Бакурину все это интересно! Я опять чувствовала себя так, будто это я ему навязываюсь. Все эти милые отцовские наставления могли бы быть очаровательны… для влюбленного. А это тело, поди-ка, сейчас опять окатит меня взглядом тоскливой леди девятнадцатого века, чей любимый не вернулся из моря, оставляя ее страдать всю оставшуюся жизнь в объятиях богатого, но нелюбимого мужа!

Бакурин и правда слегка ошалело хлопал глазами. Он тоже уже был хорошенький и неожиданно… рассмеялся.

— Так вот что это было! Французский! — он весело поиграл бровями, — А я думал, она демона на латыни призывает…

Отец закивал.

— Я сначала тоже так думал! Страшно было… ух! Она так глазами сверкала. Она у меня просто вежливая девочка и слегка стесняется назвать мудилу мудилой так, чтобы мудила понял, что именно она о нем думает… Но когда эмоций через край, удержаться не может! Раньше посверкает глазами и уходит. Ну, ножкой еще может топнет! Однажды не удержалась и назвала меня дураком, но это же совсем не то… Не то слово, которое могло бы выразить ее отношение! Мне всегда так грустно было на это смотреть. А еще грустнее, что она потом могла днями не разговаривать из-за не выраженных чувств! Так что призывы демонов — это еще ничего… Отходит теперь быстрее.

— Отец…

Я не понимала, то ли мне их развести, то ли оставить наедине.

— Спасибо! — от души поблагодарил Бакурин, вызывая у меня еще большее недоумение, — Я, кстати, нашел еще один способ безопасно выпустить ей пар… — он вдруг похабно улыбнулся, но, поймав заинтересованный взгляд отчима, мотнул головой, — Но вам он не подойдет!

— Н-да? — отец нахмурился, слегка протрезвев, — А ну-ка поподробнее…

— Тебе пора! — все-таки взвилась я.

Папа посмотрел на меня с легким недоумением, но все-таки встал и только шепнул мне уходя, ухватив мягко за предплечье.

— Как только он тебе надоест, я вас разведу! Слышишь? Раз-ве-ду! Не слушай свою мать, это вовсе не проблема…

Я чуть скривилась, вдыхая алкогольные пары. Желудок сжался, будто опасаясь, что даже пару молекул может нарушить то хрупкое равновесие, что устроилось наконец внутри после вчерашних посиделок с подругой.

— Иди уже, па,— я поцеловала его в щеку, успокаивая, и подтолкнула в сторону подоспевшей мамы.

И, повернувшись, наткнулась на весело блестящие глаза Бакурина. Он вдруг пододвинул ко мне свою полупустую тарелку.

— Ты доедай, не стесняйся! — я передернула плечом и нахмурилась, чтобы скрыть смущение, — Значит, ты такая худенькая не потому, что следишь за фигурой? Просто вселенная внутри твоего глубокого внутреннего мира концентрируется в районе желудка?

Он кашлянул, безуспешно пытаясь скрыть смешок. Отлично. Спасибо, папа! Теперь я — шут! Я молча села рядом и без всякого стеснения пододвинула к себе его тарелку. Если я объедала его весь день, то с чего он взял, что начну стесняться именно сейчас? Я упорно игнорировала его подтрунивания, но он то дул мне в ухо, пытаясь привлечь внимание, то тыкал пальцем в щеку.

Я уже даже не злилась. Просто разум включил перезагрузку, будучи не в состоянии обработать те картинки, что поступали в голову, стоило скосить взгляд на мужчину. Так что я молча жевала рыбу, чувствуя почти умиротворение.

Это же как он надрался? И какая я все-таки умница, что продумала такой вариант, и это не мне завтра будет стыдно за свое поведение! Что Бакурину будет стыдно и он будет мысленно умолять меня забыть этот вечер, я была уверена. Ведь надо же ему сохранить образ гордой неприступности, которую буквально волоком заставили шагнуть в эту страшную кабалу? Он никогда не говорил ничего подобного, но вел себя именно так.