Да кто её знает, эту Амалию? Вдруг она на самом деле не совсем адекватная? А теперь кукуха поехала ещё быстрее от надуманной ревности.

Марьяна напряглась, не представляя, что ожидать, но ничего особенного не случилось, по крайней мере в тот раз. Потому что Тася и Родик, до того наблюдавшие за их разговором издалека, не стали больше ждать, приблизились, но не испугавшись за подругу – вряд ли они хоть слово услышали из-за топота и гвалта, наполнявших рекреацию – а совсем по другому поводу.

– Скоро звонок уже, – обеспокоенно заметила Тася, а Родик добавил:

– Идти надо.

Амалия чиркнула по ним уничижительным взглядом, недовольно поджала губы, но не заявила, что ей на подобный факт наплевать. Вообще ничего не сказала, просто на прощание ещё раз выразительно посмотрела на Марьяну. Но та не стала впадать в ступор или каменеть от страха, а, вздёрнув подбородок, поспешно развернулась и рванула к друзьям. А потом они уже втроём рванули вдоль по коридору.

У них, между прочим, сейчас алгебра. А математичка Любовь Геннадьевна, всем известно, к опозданиям относилась ещё нетерпимей Дианы Олеговны и не обходилась только замечаниями, а плюсовала к общей домашке дополнительную задачу или уравнение. И никогда про них не забывала – вот же память у человека! – обязательно задерживала провинившихся в конце очередного урока и проверяла.

Хотя перекинуться несколькими фразами по пути они всё же успели, потому что – кто же не захочет узнать подробности и причины настолько странного и неожиданного происшествия?

– С каких это пор вы с ней общаетесь? – поинтересовался Родик, широко шагая.

– А мы и не общаемся, – скороговоркой пробормотала Марьяна между вдохом и выдохом.

– Тогда чего это было?

– Марьян, реально, чего она от тебя хотела? – подключилась Тася.

– Это долгая история, быстро не расскажешь, – опять скороговоркой выпалила Марьяна, сворачивая за угол.

– А нам и не обязательно, чтобы быстро, – невозмутимо откликнулся Родик. – Чем дольше, тем лучше.

– Гамзин! – воскликнула Марьяна и, так как они уже добрались до нужного кабинета, осталось только войти и сесть на место, даже притормозила, чтобы глянуть на приятеля особенно красноречиво. – Я тебя не узнаю. Ты с каких это пор девчачьими разборками начал интересоваться?

Но глаза Родика только ещё сильнее вспыхнули любопытством.

– А это были разборки? – протянул он, ещё и промычал с нарочитой задумчивостью, высоко вскинув брови: – М-м-м. – А оказавшись возле своей парты – сидел он прямо перед Марьяной – обернулся, тряхнул головой, состроил простодушно-благостную физиономию и смиренно разрешил: – Не, ну если не хочешь, то, конечно, не рассказывай. Мы же как-никак твои друзья. Поймём и не обидимся.

Вот же манипулятор! И как после таких слов умолчать? Ведь тогда получится, что они к Марьяне по-настоящему, по-дружески, от всего сердца, а она их отношениями только расчётливо пользуется, ничего не отдавая взамен.

– Да расскажу я, расскажу, – переждав раскатившуюся по школе громкую трель звонка, прошипела Марьяна. А, заметив заходившую в кабинет Любовь Геннадьевну, и вовсе перешла на шёпот: – Только не сейчас. Потом.

Но это её не спасло, всё равно получилось слышно в наступившей тишине. По крайней мере до математички долетело, и та, конечно же, не оставила без внимания. А могла бы! Урок ведь ещё толком не начался.

– Вижу, Позняк, ты никак не наговоришься, – проговорила она тонром, не обещавшим ничего хорошего. – Ну что ж, не буду тебя ограничивать. Выходи-ка ты к доске и объясни, как строила график функции из заданного вам на дом упражнения сорок четыре. – Любовь Геннадьевна медленно повела рукой сверху-вниз. – А остальные могут присаживаться. И открывают тетради.