— Ничего серьезного? Это ты так называешь? Словно все, что произошло моя вина! — наконец вывела она меня из себя.

— Ты как со мной разговариваешь? — мать посмотрела на меня каким-то бешеным взглядом, — Не нравится что-то? Можешь идти жить к своему отцу, ему ты точно нужна, судя по всему!

— Я вам обоим не нужна! — вскочила я с лавки и понеслась на выход, стараясь унять слезы из глаз. Пробежала приемный покой и вылетела на крыльцо, угодив в объятия какого-то парня.

— Стой, балерина, куда летишь? — знакомый голос проник сквозь мои рыдания, и я уткнулась в куртку от которой почему-то пахло машинным маслом. Крепкие руки обняли меня за плечи и осторожно прижали к себе.

— Ну ладно, рыдай, я потерплю, — сказал Высотин, а я и рыдала, всхлипывая, со стонами, выплескивая всю боль.

15. Глава 15. Кир

Полицейские довезли меня до больницы, а дальше я сказал, что отвезу девушку домой на такси. Те спорить не стали, развернулись и уехали. Только тут я вспомнил про свой рюкзак с продуктами, где он? В участке вроде был, в машине что ли оставил? Жалко, без еды теперь остались. Зашел на крыльцо больницы, когда дверь распахнулась и выбежала новенькая, налетев на меня. Машинально поймал ее и прижал к себе. Она такая маленькая, хрупкая, содрогается всем телом, рыдает в голос. Уткнулась в мою куртку и вздрагивает, завывает.

— Ну ладно, рыдай, потерплю, — сказал ей, а рука гладит ее волосы, другая к себе прижимает. Стало так горячо в душе, словно она своими слезами все затопила там. Жалко ее, представляю, как испугалась. Девчонка начала успокаиваться, отняла заплаканное лицо от моей груди, глазами своими смотрит на меня, а там слезы плещутся, словно море.

— Это был ты, там в парке? — спрашивает меня сквозь всхлипы.

— Я, — отвечаю просто, только сейчас понимая, что все еще обнимаю ее. Убираю руки и отстраняюсь.

— Спасибо, — шепчет новенькая, кутаясь в какой-то плед, — Если бы не ты...

Дальше она замолкает, а я понимаю, что хотела сказать.

— Забыли, главное, что все закончилось, — говорю ей, а руки сами тянутся к ее волосам. Убираю пряди от лица, замечаю красную скулу и припухшую губу, — Он тебя ударил?

— Да, один раз, — кивает она, а у меня в душе такая ярость поднимается, что убить готов, глотку порвать, зубами эту тушу растерзать. Кого ударил? Вот эту? Которую убить ничего не стоит? Подонок.

— Руки убери от моей дочери! — я оборачиваюсь и смотрю на женщину, что вышла из больницы, высокая, стройная, красивая, но какая-то злая что ли. Губы сердито поджаты тонкой ниткой, глаза прищурены.

— Я успокаивал, — начинаю зачем-то оправдываться, отступая от девчонки.

— Знаем мы таких, сегодня успокоил, а завтра под юбку залез.

— Мама! — укоризненно восклицает Даша.

— А ты вообще молчи! Не дала бы повода, мужик бы не полез на тебя!

— Да что вы такое говорите? — удивляюсь я, — Она не сама к нему пристала!

— Не знаю, что там было, но почему-то именно к ней мужик полез, — огрызается мать новенькой, и я замираю с открытым ртом, мне даже сказать на это нечего.

— Пойдем, — хватает мать за руку девчонку, но та вырывается, — Там врач зовет, — говорит ей мать, и они направляются в больницу. В дверях Даша оглядывается и смотрит на меня, словно извиняясь. А машу ей рукой «Иди мол» дверь за ними закрывается.

— Эй, Ромео, рюкзак свой забыл, — подходит к крыльцу один из полицейских, который меня привез в больницу. Протягивает мне рюкзак и смотрит внимательно, — Драться кто научил? Мужика вырубил так, что до сих пор в участке сидит, головой мотает, двух слов связать не может.