Подавшись к Данилу, я с силой укусила его за губу.

— А ты кто? – зашипела сквозь зубы. — Высокомерный ублюдок, который решил, что имеет на что-то право? Нихрена, Даня.

Оскалившись, он стёр кровь тыльной стороной ладони. Ухватил за ворот и впечатал меня в себя. Что есть силы я толкнула его в грудь, вывернулась и тут же оказалась прижатой к нему спиной.

— Именно, — шаря по мне ладонями, прорычал у уха. – У меня есть право на всё. – Рука его оказалась у меня на животе. – И на тебя в том числе.

— Катись к чёрту! – ткнула его локтем. Зарычала, пытаясь выбраться из железной хватки.

Его дыхание обжигало затылок, шею, жар смешивался с холодом. Рыча, я стала отбиваться от него, что есть сил.

— Я тебе говорила, чтобы ты не трогал меня, сволочь?! – впилась ногтями в руку. – Ты мне больше не нужен! И моему сыну ты не нужен!

— Это мы ещё посмотрим! — рявкнул, задирая футболку выше. Пах его был откровенно твёрдым. Мерзавец!

— Катись к своей Наташе! – всё-таки вырвалась, налетела на мотоцикл. – Не подходи!

Бросилась в сторону, но он ухватил меня, швырнул обратно. Взмах руки, его щетина под ладонью.

— Рыжая дрянь! – развернул, толкнул вперёд лицом.

Мотоцикл зашатался, рука соскользнула. Я вскрикнула, чувствуя, что лечу вниз вместе с грудой железа. Рывок, адский грохот…

В наступившей тишине я слышала своё дыхание и дыхание Дани. Сглотнула. Локоть ныл, но я хотя бы была жива.

Данил нависал надо мной. С волос на губы упала капля воды. Слизнув её, я задержала дыхание и выдохнула. Глаза его горели решительностью и вызовом. Пальцы оказались на моей щеке, губы искривились.

— Рыжая дрянь, — процедил он с досадой и злостью, только прикосновение не перекликалось с тем, что звучало в голосе.

Он очертил моё лицо. Медленно, как охотник, уверенный, что добыча уже никуда не денется. Вопреки воле сердце затрепетало, тепло внизу живота, зародившееся с первым его касанием, устремилось к груди, заставило задрожать. Данил склонился ближе. Я поймала его выдох и, вопреки здравому смыслу, приоткрыла губы.

— Мама! – голос сына мгновенно отрезвил. Топот ног по лестнице…

Оттолкнув Данила, я села на бедро. Судорожно одёрнула задранную выше груди футболку и гневным взглядом указала в сторону кухни. У Данила хватило ума промолчать.

— Мам, почему ты на полу сидишь? – вихрем Мирон сбежал вниз. Я только что и успела – подняться, проигнорировав руку Дани. Мирон открыл было рот, посмотрев на поваленный мотоцикл, на меня, на Данила, но я поспешно развернула его к лестнице.

— Ты зачем встал?

— Я не встал. Что-то упало, и я… Мам, почему вы дрались?

— Мы не дрались, Мирон.

— Дрались, — упрямо возразил сын. Оглянулся, не дойдя нескольких ступенек и, хмурясь, стал рассматривать первый этаж. Пришлось снова подтолкнуть его вперёд.

— Ложись и спи.

— Я уже не хочу, — сказал он и тут же зевнул.

Не ответив, я укрыла его. Положила под бок купленного по пути домой плюшевого кота с розовым носом и непомерно длинными лапами. Мирон подмял подушку. Хотел что-то сказать, но я приложила палец к его губам.

— Спи, — шепнула. – Всё завтра. Если пообещаешь, что будешь спать, я придумаю нам что-нибудь интересное на выходные. – Спи, — шепнула очень тихо.

Данил сидел за кухонным столом. Только я спустилась, одарил меня тяжёлым взглядом. Ничего не сказав, я достала из шкафчика аптечку.

— И с какими чертями ты воевал? – сняв крышку, показала на его руки. – Только не говори, что это твоя невеста постаралась. Не поверю.

Поморщившись, Данил сжал и разжал кулак.

— Мирон, значит?

— Помой руки, — проигнорировав вопрос, сказала жёстко. Даня не шелохнулся. – Либо ты моешь руки, либо сию же секунду выметаешься отсюда. Выбирай.