— А как же друзья? Сэм, Эшли? Ты не будешь по ним скучать?

Напоминая ему о доме, я была не права и понимала это. За шесть с лишним лет жизни Мирон ни разу не был в России. Вся его жизнь осталась в Штатах, и больше всего я боялась, что переезд отразится на нём болезненно. Но вместо того, чтобы пригорюниться, сын категорично ответил:

— Сэм толстый дурак. Он даже не знает, что можно поменять двигатель, и тогда… — дальше сын выдал нечто, что поставило в тупик даже меня. Откуда ему было в его шесть знать, что можно сделать с машиной, чтобы из простого средства передвижения она превратилась в пулю на колёсах, я не представляла. – А ещё он в носу ковыряется, — закончил Мирон. А Эшли трусиха.

— Но ты же с ними дружил, — напомнила я. Правда сразу подумала, что в этой троице сын был непременным лидером и несколько раз доводил друзей до слёз. Но те всё равно тянулись за ним, как стая за вожаком. – Нехорошо так говорить, Мирон.

— Почему не хорошо, если это правда. Ты же сама всегда говоришь, что нехорошо – это врать. Не буду я по ним скучать, — выдал он и зевнул. Потом ещё раз, да так сладко, что я заразилась и зевнула тоже.

— Ложись, — откинула край одеяла. – Завтра привезут нормальную кровать. А пока давай так.

— Мне так нравится, — он устроился на матрасе, и я укрыла его. – Мне тут нравится, мам. А ещё тут бабушка. Если мы останемся, бабушка всегда будет рядом, да?

— Да, — согласилась со вздохом.

— Тогда я очень хочу остаться.

— Мы останемся, — провела по его волосам и поцеловала в тёмную макушку. Вдохнула запах детства. – Решено.

Спустившись вниз, я остановилась около мотоцикла. Сколько бы я ни пыталась уверить себя, что Данил – прошлое, прошлым он не был. Если бы он был прошлым, ладонь бы моя сейчас не лежала на руле, а дождь тарабанил бы в окна совершенно другой квартиры. У сына был бы другой цвет глаз, может быть, и волос, и уж точно – другой взгляд. А ещё он бы не считал друга дебилом только потому, что тот ничего не смыслит в машинах.

С шумным выдохом я развернулась. В коридоре одна на другой громоздились коробки, в ближайшее время обещающие превратиться в предметы интерьера. На кухонном подоконнике стояла фиалка в горшке пастельно-жёлтого цвета.

Не успела я положить на стол телефон, он завибрировал.

«Почему не сказала, что в России?»

Не успела я прочитать сообщение, квартиру наполнил грохот. У меня сердце чуть не выскочило. Игорь что, с ума сошёл?!

Грохот повторился. Пока я, боясь, что шум разбудит Мирона, подлетела к двери, воздух сотряс звук очередного удара.

— Открывай, мать твою! – донеслось до меня.

Данил, черт!

Охватившая меня злость была неконтролируемой. Откуда он узнал, где я? Замок лязгнул. Только я хотела послать Данила к чертям собачьим, он втолкнул меня в коридор. Захлопнул дверь и припечатал взглядом.

С волос его стекала вода, на щеке – ссадина, руки разбиты в кровь.

Грязный, он шагнул ко мне, и я почувствовала запах сырой земли и сигарет. Лихорадочно вдохнула, а выдохнула уже ему в губы – так стремительно он толкнул меня к байку и накрыл рот своим.

Мотоцикл под нами покачнулся, я инстинктивно упёрлась в сиденье ладонями. Данил был холодный и насквозь мокрый. Футболка мгновенно пропиталась водой, по телу прошла дрожь, кожа покрылась мурашками. Ничего не соображая, я коснулась его. Хотела оттолкнуть, но вместо этого сжала пальцы.

— Только попробуй ещё хоть раз сказать, что я не его отец, — прорычал Даня мне в губы. Схватил за волосы, намотал на кулак и дёрнул. – Не вздумай прятать его! Я тебя на краю света достану! Стерва!