Да, деньги мне нужны, и не думаю, что Евгений Александрович мало их оставил.

- Возвращать не нужно. Где меня найти ты знаешь, телефон есть. Звони в крайнем случае, Вера, и исчезни поскорее. Очень надеюсь, что наш уговор ты не нарушишь, я таких вещей не прощаю ни мужчинам, ни женщинам, - сказал он на прощание холодно, и я лишь кивнуть смогла.

А затем вышла из машины, зажав документы под мышкой.

Домой идти тяжело, нужно вещи собирать – и свои, и Полины. Билет покупать: раз я с документами, то можно не на попутках добираться, а на поезде или самолете. Все это важно сделать сегодня, но вдруг Катя вернется, одумавшись?

Она психанула, убежала, но проветрит голову, и домой придет, а меня там нет! Как же поступить?

- Нужно найти ее. Но куда Катя могла пойти? – пробормотала, стоя напротив дома.

И едва я хотела войти в подъезд, я услышала звук сирены – громкий, оглушающий, а следом заплакала проснувшаяся Полина.

- Проходим, проходим, - поторопила меня полная женщина в форменном костюме, и я вошла в свою же квартиру в сопровождении множества людей.

Слинг болтается на груди, Полю прижимаю крепче, а она как чувствует, что беда, и надрывается громогласным плачем, от которого все раздраженно морщатся, а я… я паникую, задыхаюсь.

- Я ничего не сделала…

- Проходите внутрь, - командовала всем этим парадом безумия женщина лет сорока пяти.

Я таких за свою жизнь перевидала, особенно в детстве: плотная, среднего роста, одета в форму, короткая стрижка и волосы, выкрашенные в невнятный коричнево-красный. На лице выражение красней усталости, разочарования от жизни, и презрения ко всем, а весь разговор сух и бюрократичен. И пугает до колик, до судорог, нутро от страха скручивает.

Меня в детстве такие навещали: и у родной матери забрали, и когда удочерили, они приходили, и вынюхивали все. Высматривали, искали, к чему прицепиться.

- Давайте ваши документы, и документы ребенка, - женщина расположилась за кухонным столом, и я протянула ей файл с бумагами.

- Вот. Но я ничего не сделала, я не понимаю, что происходит.

Промямлила, а затем встрепенулась в недоумении: как они узнали, где я? Регистрации у меня нет, и никто ведь не в курсе, где я живу… поморщилась, и головой покачала, кляня саму себя. В курсе все: Влад, Евгений Александрович, обиженная Катя, у паспортистки я заполняла анкету, родители моих учеников тоже знают мой адрес.

Не так уж тихо я жила. Не так уж незаметно.

- Дайте ребенка Анне Алексеевне, девочку нужно осмотреть, - начала командовать главная, но я почти пришла в себя, и перебила.

- По какому праву вы пришли в мой дом? Вы кто вообще? Ребенка я своего никому не дам, осматривать не позволю, я ваших-то документов не видела! – возмутилась я и на этих незваных гостей, и на себя, что безропотно позволила ввести себя в подъезд, и сама им дверь открыла.

- Опека, - представилась моя собеседница, и показала удостоверение.

А следом один из мужчин, про которых я и думать забыла, произнес:

- Полиция.

Я обернулась, и уставилась на развернутое удостоверение, и жетон, номера которых совпали. Полицейский убрал документы с жетоном, и прижал пальцы к вискам, недовольный шумной Полей.

- Ребенка передайте нашей сотруднице. Нам необходимо удостовериться, что девочка не травмирована. Давайте по-хорошему!

- Давайте, - пробормотала я растерянно, по-прежнему прижимая дочь к груди.

А в квартире происходил полнейший ужас: в соседних комнатах слышался шум от выдвигаемых ящиков комода, эта Анна Алексеевна, которой я почему-то должна свою дочь отдать, рылась в холодильнике с недовольным лицом, то и дело фотографируя полки, и для всех, ДЛЯ ВСЕХ НИХ я не больше, чем грязь.