Дагобер спал, тяжело дыша во сне, и я торопливо переоделась натянув чистую рубашку. Какое же это блаженство – надеть чистую одежду!

Завалившись в сено, я блаженно вытянулась, а потом посмотрела на эльфа. Все беды от него. Как только он появился – вся моя жизнь пошла наперекосяк. Тут я поняла, что повторяю слова самого Дагобера. Для него-то я оказалась пострашнее желтой чумы. Я вздохнула и легла на бок, рассматривая лицо эльфа.

Какие совершенные черты. Разве это справедливо, что один достается и красота, и власть, и богатство, а другим – ничего?

Дагобер перевернулся на спину и отвернулся от меня. Ну, отвернулся – и отвернулся. Можно было бы отдохнуть – как раз время для полуденного сна, но я не смогла лежать спокойно. Соломинки кололи сквозь одежду, как ежовые колючки – так мне казалось. Поерзав, я села, а потом переползла, устроившись с другой стороны – чтобы можно было видеть лицо эльфа.

Я смотрела на него и чувствовала такое наслаждение, словно пила воду со льдом в самый жаркий полдень. Дагобер больше не шевелился, и я, повинуясь неожиданному порыву, погладила его по щеке – даже не погладила, а просто прикоснулась ладонью. У эльфов редко росла борода, а у принца Дагобера щеки были гладкие, как у младенца. Гладкие, как хорошо отполированный мрамор, только теплые.

Мне вспомнилась статуэтка «Охотника», и я покачала головой – нет, он не охотник. Статуэтка была копией Дагобера внешне, но она лгала. Я не смогла передать внутреннего мира своей модели. Какой же он – принц Дагобер? Какова его сущность? И душа?..

Эльф не проснулся, и я осмелела еще больше – придвинулась ближе, провела кончиками пальцев по шее – до груди, чуть отодвинув простынь. И сразу стало трудно дышать – как будто грудь переполнило восторгом, как в детстве, когда дарят какое-нибудь лакомство! Но это был не чистый восторг детства, а какой-то другой, я не могла его объяснить. Восторг, а вместе с ним – томление, печаль, желание быть ближе к этому существу… Быть как можно ближе! В какую-то секунду мне показалось, что я умираю, и я испугалась до дрожи.

Сердце то стучало сумасшедше-быстро, то замирало, и я поняла, что умру немедленно, не прикоснусь к эльфу не пальцами, а губами.

Словно повинуясь непонятной колдовской силе, я медленно наклонилась к Дагоберу. Больше всего манили его губы, ведь дыхание – это и есть душа. Если поймать его, то можно поймать душу… И разгадать все тайны, скрытые в сердце…

Эльф открыл глаза и уставился на меня.

- Ты что это делаешь? – спросил он подозрительно.

Томление и восторг исчезли, как будто их рукой смело, и остались лишь досада и злость. Злость – на себя, что я повела себя, как дура, как самая распоследняя дура!

- Хотел послушать, дышишь ли ты, - сказала я, отстраняясь от Дагобера. – Вдруг принц помер, а я и не заметил.

- Ценю твое участие, но в следующий раз не надо так надо мной нависать, - сказал он холодно, поворачиваясь ко мне спиной. – А то я и вправду умру. От страха. Открыть глаза – а тут гномья физиономия!..

- Теперь понятно, почему ты не помер от змеиного яда, - сказала я, - вы с гадюкой одной породы. Хоть бы спасибо сказал, что вожусь с тобой.

Но он не ответил – наверное, уже десятый сон видел.

Я тоже повернулась к нему спиной, хотя вряд ли смогла бы сейчас уснуть – меня всю так и колотило. И неизвестно – от чего больше. От эльфийской неблагодарности или гномьей глупости.

- Эй, гном, - раздался вдруг голос Дагобера. – Я ценю твою помощь.

Затаившись, я ждала еще хоть чего-нибудь – хоть полсловечка, хоть дружеского прикосновения. Но принц Дагобер посчитал, что его учтивых слов вполне достаточно для благодарности. Когда я осторожно повернулась, он уже спал, разметавшись и приоткрыв рот.