Е.П.: Признаюсь, что я, например, с подозрением отношусь к инсталляциям и перформансам. У меня есть один давний рассказ, где в Нью-Йорке, на Манхэттене, тамошнее богемное общество чествует знаменитого русского художника, который в рамках перформанса прицельно насрал на голову своего товарища с небоскреба Эмпайр-стейт-билдинг. А недавно я узнал, что «Пусси Райот» хотят слупить с России в Страсбургском суде 250 тысяч евро за свои страдания. Папаша одной из них утверждает, что они продешевили – надо было требовать 250 миллионов.

Э.Б.: Ну, есть же все-таки разница между артистическим жестом и обыкновенным хулиганством. Обостренная реакция властей на хулиганство «Пусси» – это вне культуры, это государственная глупость, обеспечившая им нынешнее безбедное существование. В Париже украинские девочки пытались сделать нечто подобное, стали плясать голышом в соборе Парижской Богоматери, в колокол звонить, так там их какие-то крепкие ребята просто-напросто выкинули из собора, и все! Инцидент был исчерпан, лишь одна программа телевидения о нем вскользь упомянула.

Е.П.: Я с тобой полностью согласен, но полагаю, что идиотизм власти вовсе не оправдывает идиотизма ее оппонентов. Если ты оппозиционер, но дурак, то уж в этом точно не Путин виноват. Боже мой, сколько развелось псевдятины! Это ведь не только живописи касается, но и литературы, культуры, политики.

Э.Б.: И дело тут вовсе не в цензуре. Единственное, что когда появляются симптомы тенденции возврата опять туда, тогда действительно становится дурно и думаешь – не дай бог, не дай бог!

Е.П.: Информирую тебя, знатного парижанина, которому Родина доверила Манеж (шутка!), что властям пока что, слава богу, до культуры особого дела нет. Что бы там ни завывала православная сталинистка Я., ни плел нынешний министр культуры М., автор блестящего афоризма о том, что без идеологии человек становится животным…

Э.Б. Я вообще слово «идеология» не люблю. Меня от любой идеологии коробит. И от советской, и от рыночной. Для меня свобода возможна только через искусство. Искусство располагает своим пространством, свободным от социального. Хотя оно очень связано с социумом, обслуживает его и питается им, но оно самостоятельно, потому что отвечает не на вопрос «Чего хочет человек?», а на вопрос «Для чего человек существует?». Чтобы ответить, искусство должно иметь точку опоры за пределами социума, смотреть на него извне.

Е.П.: И все равно – эти времена с теми сравнивать некорректно. Эти – лучше, несмотря на их подлость и свинство. И эволюция все-таки есть. Вспомни, как художник, хотя бы цвет толпы в Москве начала 60-х годов. Черные кепки, серые суконные пальто, ватники, которыми нынче нас украинцы попрекают и которые теперь даже в нищих русских деревнях не носят. Эволюция и в том, например, что твоя выставка будет в Манеже, а не на чердаке.

Э.Б.: Согласен.

С чем на этот раз Эрик согласился, я уточнять не стал, а молча подумал о том, что вновь возникает старинный русский вопрос – «ЧТО ДЕЛАТЬ?». Что делать, когда иллюзии шестидесятников тают, как мороженое? Двадцать лет назад надежда была, что как перемрут старые коммуняки, так всем и будет ЩАСТЬЕ. А тут за это время новые гады взросли из тех, кто, согласно строчке из песни Евгения Бачурина, не «ходил под кнутом». Да глупые-то какие, Господи!

Е.П.: Ладно, ну их всех! Я б помалкивал, но так и тянут, так и тянут эти разномастные черти художников в политику, каждый тащит на свою сторону.

Э.Б.: Эта проблема тоже возникла давным-давно. Некоторые мои друзья, люди, которых я уважал и любил, были диссидентами, и они тоже тогда от меня требовали – не просили! – чтобы я тоже что-то такое подписывал, конкретно участвовал в общественной деятельности. Я от этого всегда категорически отказывался. И вовсе не потому, что боялся. Но – либо политикой заниматься, либо творчеством. Я знал себя и отчетливо понимал, что если я сейчас начину письма подписывать, то – все! Как художник я больше работать не смогу. Увы, я так устроен, и поделать с этим что-либо – выше моих сил. В результате на меня уже тогда иной раз косовато стали поглядывать эти мои приятели. Давай уж, действуй, если ты порядочный человек! Что ты там своей живописью на что-то там намекаешь? Ты прямо, прямо говори!