– Я хотела бы написать отцу. В прошлый раз мы плохо поговорили, поэтому я прошу Вас разрешить ему приехать и навестить меня в ближайшее время.

– Боюсь, это невозможно.

– Почему?

– Пока Вы болели, на его дом напали, а его убили.

9. Глава 9

Специальным человеком Лайонела оказался мавр. Чёрный, как уголь, в широком длинном одеянии и куске ткани, обмотанном вокруг головы. Большую часть его лица и шеи закрывали борода и усы, но руки, его чёрные руки, были выставлены на всеобщее обозрение. Он говорил со мной ласково, по латыни, и я изо всех сил старалась проявлять терпение, но всё равно боялась его, как чёрта. Он и был для меня чёртом, и я вздрагивала при каждой нашей встрече, а особенно, когда он прикасался к моему запястью и считал пульс. Он не пускал мне кровь, не танцевал вокруг кровати со странными предметами, не распевал песни на незнакомом языке, не жёг над моей головой благовония, но трижды в день поил какими-то отварами и добавлял в еду какие-то порошки. Порошки, после которых я действительно чувствовала себя лучше. Его любимое слово было «medicamentum»*. Он всегда произносил его, вливая мне в рот новое снадобье, а потом долго кивал и улыбался. Я не знала, где Лайонел нашёл его и знать не хотела, но была благодарна этому сарацину за всё, что он сделал и продолжал делать. Сильнее этой благодарности во мне было только чувство вины. Я беспрестанно винила себя за те слова, которые наговорила отцу. Слова, за которые уже не могла попросить прощения. Все мои мысли крутились вокруг него и тех людей, что под покровом ночи пробрались в наш дом и убили его. Лежа подолгу без сна, я всё время думала, кто бы это мог быть, но не находила ответа.

Встать я смогла только на третий день после разговора с Лайонелом. Мой муж снова куда-то уехал, но куда именно мне не сказали. Я связала его отъезд с крепостью Пойре и заговорщиками и, кое-как одевшись, отправилась прямиком к королеве-матери. Меня качало из стороны в сторону, в глазах двоилось, но я упорно шла вперёд и не останавливалась. Шла с одной-единственной целью. Я хотела посетить могилу отца. Это было моей самой большой потребностью, жизненной необходимостью, однако королева-мать на мою просьбу лишь развела руками.

– В стране неспокойно. Повсюду предатели – мы не можем рисковать твоей жизнью. А если на карету нападут? Представляешь, что тогда с тобой сделают?!

Стоя перед ней на коленях, я обливалась слезами. Похороны моего отца прошли без родственников. Его хоронили соседи и слуги. Карлайл в бегах, а я, его единственная дочь, сама едва не угодила в могилу. Но самым ужасным было даже не то, что я с ним не попрощалась, и не то, что я не проводила его в последний путь, а то, что сказала… Сказала почти перед самой его смертью. И вот теперь меня даже на кладбище к нему не пускают.

– Он уже предан земле, – продолжила свекровь, и ноздри её красивого носа затрепетали, – по нему отслужили службу. Тело и дух его упокоились. Сейчас нет разницы, когда ты навестишь его: через три дня или через полгода. Ты ещё так слаба и до конца не поправилась, а хочешь ехать в такую даль. Я не могу тебя отпустить, и король тоже не пойдёт на это.

Поднявшись с колен, я, всё также пошатываясь, покинула её покои и, держась за стену, удалилась в свою башню. Там я надеялась найти успокоение и надежду, но погрузилась в ещё большее отчаяние. За время моей болезни в башню проникла кошка и уничтожила гнездо ласточек. Оно оказалось разрушено до основания. Птенцы в нашу последнюю встречу на крыло ещё не встали, а значит, почти наверняка оказались у неё в брюхе. Главы семейства поблизости не было, как и его тихой подруги. Скорее всего, они строили новый дом в другом месте и в другом месте оплакивали своих детей. Это стало для меня таким ударом, что я упала на пол ничком. Слёзы бежали и бежали и заливались в уши, а у меня не было сил подняться. Внезапно я осознала один важный факт и сама поразилась тому, как он раньше не приходил ко мне в голову. А ведь отец, должно быть, догадывался, что его скоро не станет, поэтому и отправил меня в качестве королевы в столицу в надежде, что Лайонел защитит меня. Он знал, что ему не простят помощь опальному принцу, но всё равно встал на его сторону. Значит, дело было не только в гербе. Значит, так он решил для себя. Поддержал Лайонела, а не узурпатора Эдмунда и не его сына, хотя им и присягнул на верность Карлайл, и поплатился за свой выбор.