Фалько лёг на бок, подпёр рукой голову и погасил фонарь.

— Дирижабль грузовой, — сказал он. — Хозяева пожалели магнетических кристаллов. Моторы работают на бензине. Это топливо, которое получают из ископаемой горючей жидкости под названием нефть. Слышала о такой? Её достают из глубин земли на севере, в районе Гивнора, и на островах к юго-востоку от континента. Нефти на континенте мало, поэтому бензин дорог, но кристаллы дороже. Это из-за бензина моторы так ревут.

Непрерывный гул и правда давил на уши.

— А он не взорвётся?

— Нет, если специально не поджечь. Но выхлопы от него портят воздух. Пусть и не так, как угольный дым.

— Жаль, что на дирижаблях нельзя использовать напыление.

— Те две аварии — из-за перегрева и из-за молнии в грозу... Думаю, мажи найдут способ всё исправить. Они мастера изобретать разные способы, — он неприязненно усмехнулся.

— Не любишь мажисьеров?

— А ты?

Прозвучало, как намёк. Обидный намёк. Я отвернулась. Мучительная темень, гул, от которого сводит скулы, а главное, пытка неизвестностью. Сколько можно сдерживать себя? Ответ просился с губ, а вместе с ним — вопросы:

— Не люблю. Больше нет. Почему ты говоришь, о чём угодно, только не о том, что я действительно хочу знать. Куда мы летим? Зачем? Что тебе от меня нужно? Кто ты вообще такой?

Вспыхнул фонарик. Луч глядел в сторону, жёлтый отсвет делил лицо Фалько на две части — светлую и тёмную.

— Скоро мы будем на месте. Это не конец пути, просто остановка для отдыха. Там поговорим. Обещаю, я отвечу на все твои вопросы — если смогу.

Он вздохнул.

— Это будет трудный разговор.

Время тянулось медленно, как дурной сон. Молчание. Кромешный мрак. Несвежий воздух. Холодный металл контейнеров и занозистые доски деревянных ящиков. Казалось, ничего другого на свете не существует, и так будет вечно. Отступивший было страх потихоньку опять заполз под кожу и шевелился там холодной змеёй.

Я съёжилась на боку, закрыла глаза. Что-то давило на бедро. Не угол коробки и не ручка контейнера. Пошарила под собой, угодила в карман и вытащила на свет плоскую металлическую фляжку, обтянутую кожей. Внутри булькнуло. Фалько снова зажёг фонарик и наблюдал за мной из-под полуопущенных век.

Стало неловко.

— Прости. Мне мешало.

Веки поднялись, во тьме его глаз бликами взблеснула улыбка.

— Хорошо, что нашла. Я про неё забыл. Глотни, станет легче.

Значит, спиртное — я и не сомневалась. Наверняка крепкое, такое, от которого вышибает дух. Хотела отказаться. Но мелькнула отчаянная мысль: опрокину в себя всю флягу, с непривычки и на голодный желудок пронять должно сильно. Потеряю соображение, забудусь, может быть, усну.

— В другом кармане шоколадка. Ты, наверно, голодная.

В животе и правда давно посасывало. Но мысль о еде — в душной мышеловке, над убийственной бездной — вызывала отвращение. Я отыскала шоколадку, протянула ему вместе с фляжкой.

— Возьми, я не хочу.

На обёртке фирмы «Эрши» румяная малышка с наслаждением вгрызалась в огромную плитку шоколада. Губы и щёки её были измазаны коричневым. От одного взгляда на эти щёки меня замутило.

Фалько нахмурился, потом кивнул.

— Может, и к лучшему.

C шуршанием вскрыл обёртку, отломил пару долек, бросил в рот, сделал глоток из фляжки. Сказал с оттенком шального веселья:

— Пожалуй, здесь спёртый воздух. Не хочешь полетать?

Стало жутко. Язык прилип к гортани.

— Что... что ты собираешься делать?

— Прыгну вниз, само собой. Сейчас проделаю дыру в обшивке...

— Не шути так!

— Прости, — весёлость ушла из его голоса. — Но нам действительно пора.

Он заставил меня сесть, рассовал по карманам шоколад, фляжку, погасил фонарик. Будто коршун закрыл глаза чёрным крылом. Хотелось закричать, содрать с век пелену мрака, выбраться из этой гудящей душегубки.