Фалько зажал мне рот, видимо, опасаясь истерики. Заговорил мягко, как с неразумным ребёнком:

— Знаю, я лжец, негодяй и скотина. Но придётся немного потерпеть. Маршрут менять поздно. А следующий дирижабль только через неделю. Между прочим, попасть на борт, точно в отсек сопутствующих грузов, было непросто. Работа ювелирная. Но кто оценит?

Он криво улыбнулся — на пробу. Убедившись, что я лежу смирно, убрал руку.

— Куда ты меня везёшь? — зубы предательски стукнули, голос пропал.

— Об этом — потом.

— Когда потом? Там был грузовик Карассисов, это дирижабль Карассисов. Может, это Карассисы послали тебя за мной?

Лицо Фалько окаменело.

— Нет, — сказал он.

И всё. Ни слова больше.

Я зажмурилась, стиснула руки в замок, пытаясь унять нездоровую дрожь и чувствуя, как тело под платьем, под его проклятым чёрным пальто покрывается липким потом.

Внизу лежала бездна, бездна плыла за окнами. Без-дна. Без дна. И я падала, падала в эту бездну — скорчившись на ящиках, коробках и прочих «сопутствующих грузах». Объяснять бессмысленно. Никогда этого ужаса не поймёт тот, кто сам его не испытал.

Фалько накрыл мои сцепленные руки своей тёплой сухой ладонью.

— Ты не упадёшь.

— Ну да. Мы упадём все вместе.

— Все — не знаю. Но тебе я упасть не дам.

Он сказал это так просто, что на секунду я поверила. И тут же разозлилась. На себя. На него.

Демагогия. Пошлость. Пустословие. По сути, та же ложь.

Хотела презрительно хмыкнуть — вышел жалкий болезненный всхлип. Но злость придала сил. Я заставила себя открыть глаза и уставилась к кромешную тьму. Фонарь Фалько погасил, экономя заряд батареи.

— Знаешь, почему птицы не падают? — спросил он.

— У них есть крылья, — на этот раз презрительный тон мне почти удался.

— Они умеют чувствовать воздух. Там, в воздухе, как в море, есть течения, приливы и отливы, водовороты и водопады. А птица — это живой корабль, со своим компасом, рулём и парусами, и он плывёт по этом невидимым волнам. Ты когда-нибудь плавала по морю?

— На прогулочном баркасе.

— Тебе было страшно?

— Не очень. Только на трапе. Он качался. И ещё я боялась морской болезни.

— Ты видела под баркасом воду, поэтому не испытывала страха. Хотя прекрасно знала, что в море легко утонуть.

— Я умею плавать.

— Да, это повышает шансы, — в его голосе почудилась тень улыбки. — Воздух — такой же океан, только прозрачный. И можно научиться по нему плавать.

— Человек — не птица.

— Верно, — снова улыбка, на этот раз чуть лукавая. — У человека есть корабли для моря и дирижабли для воздуха. Наш дирижабль полностью исправен, его баллоны наполнены безопасным гелием, экипаж знает своё дело и довезёт нас куда надо.

Странно, но этот нелепый спор меня успокоил. Внутри по-прежнему сжималось, дыхание перехватывало, руки потели. Однако панический ужас ушёл.

Фалько включил фонарик, медленно повёл лучом.

— В дирижабле оборудован технический отдел для баков с топливом, маслом и водой, большой отсек для цветов, отсек поменьше для лекарств и самый маленький — для мелких грузов, которые пересылают частные заказчики. Ну-ка приподнимись. Я подвину эту коробку, она режет тебе бок.

Он наклонился, переместил что-то у меня за спиной. Стало и правда удобнее. Но лежать надоело, и я села, прикрыв колени чёрными полами.

Наш отсек для мелких грузов был не так уж мал. В него, друг за другом, могли легко въехать два «фантома». Вдоль одной стены тянулся стеллаж с небольшими контейнерами, в которых, должно быть, помещались самые ценные и хрупкие вещи. У другой стены громоздились друг на друге контейнеры покрупнее, вперемешку с ящиками, коробами, мешками и тюками. И наверху этой невысокой груды, подхваченной снизу толстой страховочной сеткой, сидели мы.