Глаза. Серо-голубые, как облака в пасмурную погоду, с расширенными зрачками, будто в них капнули атропина.

Я снова передернулась, сделала над собой усилие и вздернула ресницы выше.

Но глаза уже пропали из виду, а вместо них раздался голос – столь же холодный и тяжелый. Мое пробуждение явно не заметили. Или оставили без внимания.

– Я говорил, что все это плохо кончится, Жерман? – утверждающе спрашивал незнакомый мне мужчина. – Говорил?

Я насторожилась. Жерман? В смысле… Герман? Герман Данилович? И где это мы с ним вдвоем, интересно?

Еще шире распахнув глаза, я поняла, что вокруг меня – больничная палата, а сама я лежу на очень удобной, нашпигованной всякой медицинской техникой больничной кровати.

Значит всё-таки я спасена! Наш очкастый математик спас меня! В одиночку вытащил из тонущей машины, а потом и из воды! Охренеть… Кому рассказать, не поверят! Он же еле-еле выше меня ростом! Как у него получилось?!

Решив, что самое время вспомнить какую-нибудь благодарственную молитву, я напрягла мозг, но чужой, холодный голос снова отвлек меня.

– К чему привели твои мучения, Жерман? Чуть не погубил невинную девочку… Да и сам мог умереть. Стоило оно того?

– Причем тут мои мучения? – огрызнулся в ответ второй голос, и если до этого у меня были хоть какие-то сомнения, что это за «Жерман», то все они в раз отпали. Отвечал стопроцентно Герман Данилович. Хотя, признаться, его голос звучал довольно странно – слабый и сиплый, будто он простыл, пока вытаскивал меня из воды. Возможно, так оно и было.

Я перестала вспоминать молитвы и как следует прислушалась.

– А при том, Жерман, что если бы ты не был так голоден, ты бы не оцепенел от одного только вида кро…

– Заткнись! – рявкнул Бессонов, не дав ему договорить. И тут же захрипел и застонал, словно окрик причинил ему боль. – Уходи, Оскар, дай мне восстановиться… И прикажи, пусть ее переведут отсюда подальше. И принеси мне два литра…

– Ничего я тебе не принесу! – зашипел в ответ второй мужчина, по звукам наклонившись ниже. – Мне надоело, что мой брат позорит семью, питаясь хомячками и кроликами! – мои глаза расширились в изумлении. – Я оставлю тебя здесь – одного, бессильного и голодного. И ее прикажу не переводить, раз тебе так сильно ее хочется… Хоть раз в жизни сделаешь что-нибудь не противоречащее собственной натуре!

– Стой! Оскар… Подожди… Забери ее… Мммм…

– Некуда, Жерман, некуда! В моей больнице нет свободных мест!

Судя по звукам, странный брат Германа Даниловича вышел, хлопнув дверью, Бессонов же в бессилии рухнул на кровать. А в моей душе начало разливаться осознание – мне только что прямым текстом сообщили, что Герман Данилович, наш обожаемый очкарик, наш стильный, хоть и вечно лохматый, саркастичный и презрительный гений, внушающий каждому, кто приходил на его лекции, ощущение принадлежности к некому элитарному клубу и влюбивший в себя не одно поколение первогодок… меня хочет?!

3. Глава 3

– Ты просто обязана ему дать! – сходу ошарашила меня Мила, в ответ на мои сбивчивые, взбудораженные шептания в телефон. – Тем более, он тебя спас! Он тебе жизнь спас, Елисеева, это-то понимаешь? Как там у Пушкина было – «Я тебя освободил… а теперь душа-девица, на тебе хочу жениться…»

Я немного пришла в себя от изумления и выдохнула.

– Во-первых, не у Пушкина, а у Чуковского. А во-вторых, там жениться хотели, а не трахнуть.

– Ой да какая разница! – отмахнулась Милка. – В наше время никто не женится, это никому не нужно. А вот переспать с самым эксцентричным преподом нашего университета – это ж какие впечатления можно приобрести! А какой плюс в карму? А, Елисеева? Он ведь тебя из реки вытащил. С СЕРЕДИНЫ реки, предварительно вытянув из тонущей машины! Сама говоришь – лежит пластом, все силы из-за тебя потерял. Хоть минет бы мужику сделала, что ли… А то ж так и не узнаем, какой у него длины…