Незнакомое слово, произнесенное с той же гортанной интонацией, с какой профессор не так давно произносил слова на чужом языке, заставили меня открыть глаза. Я помнила все до странности четко и ясно, а потому сразу же вернулся и страх.

Где я? Прощупала осторожно плоскость под собой – и мягко, и твердо одновременно, словно на камень бросили тонкий матрас. Неужели это та же самая каталка, на которой лежала женщина с изменившимися ногами? Но где же она сама? И где Маргоша?

С секунду борясь с собой и не решаясь, я постепенно все же открыла глаза. И тут же зажмурилась, встретившись с интенсивно-напряженным, темным взглядом. Усевшись на край стола, профессор неотрывно смотрел на меня, отвернув голову от какого-то светящегося, плоского предмета на подставке.

Мы в другом помещении, сразу же поняла я. В жилом помещении – какой-то кабинет, но будто в частном доме или квартире...

– Очнулась? – голос Воскресенского раздался совсем рядом. – Очень вовремя.

Воздух вокруг потеплел и будто сгустился. Я снова приоткрыла один глаз.

– Не дергайся… – предупредил меня профессор, медленно ведя рукой вдоль по телу. Голова его склонилась набок, словно он к чему-то прислушивался. Я замерла, боясь выдохнуть.

– Ты проверяешь ее, Элиад? – донеслось от светящегося предмета. – Я хочу подробный отчет. До того, как она начнет умирать!

Что?! Я наконец вдохнула, уже хотела было потребовать объяснений, открыла рот… и тут же скривилась, чувствуя острую боль в районе сердца.

– Она в сознании, между прочим! – бросил профессор сердито. – Очень мило с твоей стороны так напугать пациентку.

– Это твой косяк… – равнодушно прокомментировал незнакомый. – Ты потребовал, чтобы мы говорили на их языке. Совсем рехнулся со своей конспирацией…

– Есть причины, – жестко прервал его профессор. – Королева не остановится, пока я не окажусь в ее подвалах… И ее поисковая система нацелена на определенные слова в переговорниках… А вообще, это становится опасным. До скорого, мой друг… Я извещу тебя о результатах.

Он что-то сказал и плоский, светящийся предмет вдруг погас и замолчал, невзирая на возмущения того, кто из него говорил. Мне же вдруг надоело, что факт моей скорой смерти никого не интересует, и я села, тут же поняв, что лежала не на каталке, а на диване - низком, в восточном стиле и довольно твердом.

– Я требую объяснений! – выпалила, сама удивляясь, откуда смелость взяла. – Что значит – я начну умирать?! Что вы со мной сделали? И где моя подруга?

Страшная мысль пронзила меня – а вдруг Марго уже умерла?!

Поставив стул передо мной, профессор сел на него, заложив ногу на ногу. Его глаза странно мерцали, словно фосфорицировали.

– Ну, так что? – я решила, что лучшая защита – это нападение и выпрямилась, надеясь, что мои глаза горят не хуже, чем у него. – Что вы со мной сделали? Немедленно говорите!

Его красивые брови удивленно выгнулись.

– Я?! Лично я ничего с тобой не делал. Все, что произошло и будет происходить дальше – целиком и полностью твоя вина. Ну, или твоей подруги, уж не знаю чью из ваших безмозглых головок посетила гениальная мысль пошпионить за мной, а потом убегать через лабораторию, игнорируя мои предупреждения.

 Я вдруг смутилась под его мерцающим взглядом и отвела глаза.

– Впрочем, это уже неважно, – подытожил вдруг он, хлопая себя по коленям. – Что случилось, то случилось. Как у вас говорят? Поздно пить Боржоми?

Я тупо кивнуло.

– Ну, вот это наша с тобой ситуация. Поздно пить Боржоми. Как себя чувствуешь?

Я прислушалась к себе. Потрогала себя руками.