Он озвучивал то, что я уже знал от Толика. Все пазлы сходились как бы. Кроме одного: Майский врал.

– А потом взяла и развелась с тобой.

Майский заржал.

– Какой же ты дурак, Рейнер. Вообще удивляюсь, как твой бизнес продержался так долго. Такой большой, а в сказки веришь! Всё это – игра. Тактические манёвры. Немного времени – и всё вернётся на круги своя. Я расширю бизнес, Анна переждёт, а потом мы воссоединимся, чтобы жить долго и счастливо, спать в одной постели каждую ночь. Я буду иметь её каждую ночь и не по одному разу. А она будет извиваться и просить ещё.

Он провоцировал и ждал. Я видел это по его глазам. Ждал, что я кинусь и размозжу ему голову.

Не скрою: больше всего на свете мне хотелось сделать именно это. Но если я сейчас двину ему кулаком в морду, он получит карт-бланш и раздует шумиху, поднимет на ноги полицию и снова почувствует себя победителем.

– Ты бы разобрался вначале, кто вообще согреет тебе постель, – кивнул я на его расцарапанную рожу. – Что касается всего остального… фантазировать никто не запрещал. Иллюзии они такие. Затягивают. Но так и остаются всего лишь домыслами больного воображения. Всего хорошего.

И я направился к выходу.

– Слабак! Ничтожество! Да ты же не мужик, Рейнер! – всё ещё пытался себя разогреть Майский, но я уходил, не поддаваясь на его вопли.

Ничего. Месть – это блюдо, которое всё же должно остыть до нужной температуры. Настанет время – и я его размажу. Но не сейчас.

Я вышел на улицу и глотнул свежего воздуха. Домой. Вот теперь точно лучше всего убраться отсюда подальше.

Дома меня ждал сюрприз.

Ромка сидел, развалившись, в кресле, и втыкал в какую-то игрушку. На мониторе мелькали фигуры и вспышки. Он так был увлечён, что даже не заметил моего появления.

– Что за хрень? – не очень вежливо, но относительно спокойно поинтересовался я, срывая с него наушники.

Ромка взвился. Вытаращенные глаза, волосы дыбом. Испугался. Но мой парень крепкий, его просто так не пронять.

– Пап? А что ты делаешь дома?

– Этот вопрос я хотел бы задать тебе. Не ты ли должен сейчас сидеть на уроках?

– А у нас… карантин! И все там переболели, все дела…

Он лгал. И я это видел. Понимал и он, что попался, но продолжал ломать комедию. Знай я его чуть хуже, повёлся бы.

– Правда? Мне позвонить в школу и узнать?

– Да валяй, – снова развалился он в кресле. Железные нервы, отличная выдержка. – Может, классуха заплачет от счастья, услышав твой голос. Или директриса обольёт тебя слезами умиления, что ты наконец-то мной поинтересовался.

Я сел на его кровать. Посмотрел в глаза.

– Мне казалось, что мы семья. Что должны друг друга поддерживать, а не устраивать бесконечную корриду, когда бык и тореадор изматывают друг друга и не хотят сдаваться.

– Кто из нас бык? – поинтересовался сын и скривил губы в усмешке. Я словно в зеркало посмотрел.

– Можешь выбрать роль по вкусу, – благосклонно кивнул, не разрывая зрительного контакта. – Мне как-то всё равно: бодаться с тобой или мулетой махать. Результат важнее, а его нет. Впечатление, что я бьюсь головой в глухую стену.

– Ну, может, потому что тебе на меня насрать, пап? Тебе вечно некогда, ты постоянно чем-то занят? То работа, то Аня. А я так, тьфу, бесплатное приложение, что под ногами мешается? Может, лучше бы маме меня отдал? И она бы не отмахивалась от меня, как от надоедливой мухи? Любила меня? Прислушивалась?

Это очень больно слушать. Практически, как кожу сдирать наживо.

– Твоя мама – самая лучшая, сын. И, уверен, она была бы куда лучшим родителем, чем я. Женщины всегда более чуткие и мягкие. У них сердце больше и добрее. И их хватает на всё, в отличие от мужчин. Но твоя мама умерла. И ты об этом знаешь.