Цыкнув с досады, что, когда таскала воду для стирки, позабыла прикрыть засов, Даша нехотя поднялась, чтобы встретить непрошенных гостей. Память Дарины очень услужливо подсказала ей, что старик не кто иной как староста.

Девушке очень не хотелось пускать эту парочку в дом, но ссориться с местной властью тоже было не с руки. И Даша, натянув на недовольно кривящееся лицо более-менее приличествующее выражение, позвала «гостей» пить чай.

Рассадив их за столом, налила в кружки отвар и присела сама, ожидая объяснений, какого лешего их черти принесли. Но, судя по плохо скрываемой ехидной улыбочке свекрови, она всё-таки нажаловалась старосте на Дашу. Стараясь держать невозмутимый расслабленный вид, девушка внутренне подобралась, приготовившись отражать атаки.

– Что ж ты, Дарька, старость совсем не уважаешь? – сразу с обвинений начал разговор староста. – Муж только за порог, а ты его мать лупцевать удумала?

Старуха тут же наигранно заохала, прижав ладонь к виску и словно нянча больную голову. От такого наглого поклёпа брови Даши взлетели к потолку, она открыла было рот, чтобы возмутиться, но старик сделал жест рукой, призывая её помолчать.

– Уж не знаю, в каких городах-хоромах ты обитала, но у нас тут наказание за измывательство над стариками простое: привяжем к позорному столбу на площади да кнутами объясним наши правила.

– Она ведь меня вот так за волосы схватила и головой!.. Головой!.. – завыла свекровь, изображая находящуюся при смерти. – Ох-ох!.. А я ведь всего лишь зашла яичка куриного у неё попросить… Одно яичко!.. Неделю потому что не ела… лежала, болела… И некому мне было даже воды поднести…

– Врёт она всё! – не выдержала Даша. – Не била я её! Запретила лишь корзины со снедью со двора выносить, пока долг не вернёт! Она деньги, что моему сыну по наследству от отца остались, возвращать не хочет…

– Вот что, девка! – гаркнул старейшина, хлопнув ладонью по столу. – Ты напраслину-то мне здесь не наводи! Я Гамретушку с детства знаю! Бумага у тебя имеется, что она у тебя деньги взяла?!

Дело стремительно набирало нехороший оборот. Даша замерла, опешив, с какой лютой ненавистью на неё сверкал глазами старик и разве что слюнями не брызгал. Ей тут же вспомнилось, что Дьюк со свекровью Дарину на улице обкрутили, сразу после того, как они счёт в банке обнулить её вынудили. И иных доказательств, кроме слов, у Даши не имелось.

Ко всему прочему ей стало ясно как божий день, что староста заведомо на стороне свекрови. «Гамретушки», как он выразился.

– Вот то-то же, – удовлетворённо хмыкнул староста, увидев, что Даша захлопнула рот и поджала губы. – А по поводу твоего дворянчика… в твоих же интересах, чтобы народ не прознал, что твой убогий по рождению аристократ. У нас тут их не любят. Если сейчас его только мальчишки колотят, то после может статься, что найдёшь его однажды придушенным в канаве… Понимаешь, о чём я?

Кровь отхлынула от лица Даши, когда она услышала неприкрытую угрозу в голосе старосты. Алый муар застил сознание: да как он смеет угрожать Мите, пень трухлявый?! Она приподнялась, обводя гневным взглядом скривившегося старика и ядовито хмыкавшую свекровь, на удивление больше не помирающую.

Староста тоже привстал, потянулся и злобно прошипел Даше в ухо:

– Собирала бы ты своего барчонка да валила бы из моей деревни куда подальше: не будет вам здесь места, покуда я жив!

Девушке было непонятно, откуда в нём такая ненависть к ней и Мите, но отчего-то осознала сразу: старик не шутит. Она только набрала в грудь воздуха, чтобы послать и его, и свекровушку в дальние дали, как под окном кто-то пробухал тяжёлым шагом. Затем жалобно заскрипело крыльцо, дверь отворилась, и внутрь ввалился… Дьюк.