– Брось, – Плагос опять коснулся губами ее макушки, – сваришь зелье у нас во дворце, там есть подходящее место. А я как раз спокойно пообщаюсь с дядей, – перешел на шепот: – Не хочу расставаться с тобой даже на полдня…
– Мне страшно ехать туда,– Кона подняла голову и попыталась посмотреть ему в глаза. Потом, поняв тщетность своей попытки, снова потерлась затылком о грудь спутника. – Дочь мага Дормета для многих из ваших слишком желанная добыча. И добро бы сама по себе…
– Хочу, чтобы ты верила мне, – он выпустил поводья и обнял Кону за талию. – Я правитель на своих землях и не дам тебя в обиду.
Чародейка тяжело сглотнула, явно хотела что-то сказать, но осеклась.
– Верю, – в конце концов выдохнула она. – Только, пожалуйста, на полдня, не больше.
– Клянусь, там ненадолго, – усмехнулся Плагос. – Туда и обратно…
– Нам пора бы спешить, – хихикнула Кона, – а то мой женишок заведет себе мохнатую подружку, и к весне у нашего короля будут рогатые внучата. Неразговорчивые, но подвижные и милые.
Плагос хохотнул и снова поцеловал чародейку, даже не понял куда. Все равно было приятно коснуться ее. Вздохнул и усмехнулся. Они частенько шутили над козлиным обликом жениха Коны, но сейчас отчего-то кольнула ревность. Женщина делит с ним, Плагосом, ложе, видно, что рада каждому дню вместе, но все равно вспоминает об оставшемся дома принце. Интересно, чем это наследник Тиасов уступает сынуле Козьюаля, что даже после горячей постели козлик не выходит из головы?
Кона будто уловила его состояние. Развернулась и уткнулась лбом куда-то в районе шеи Плагоса.
– Мне с тобой так хорошо, что я все меньше хочу домой, – прошептала едва слышно и осторожно коснулась губами кожи где-то рядом с яремной впадиной.
– Смотри на дорогу, – довольно проворчал Плагос, подгоняя нруселя. – Нам еще до поля добраться надо.
– Хорошо, – согласилась Кона, развернулась прямо и привычно прислонилась затылком к груди спутника, заставляя кровь кипеть киселем в стоящем на огне котле.
Плагос сжал поводья. С какой бы радостью он сейчас остановился и показал Коне все последствия ее заигрываний. Ничего, возьмет свое перед полем, там и место глухое: точно никто не помешает, и трава помягче той, что растет вдоль дороги.
Кажется, добрались даже быстрее, чем если бы ехали каждый на своем нруселе. Плагос подгонял животное в предвкушении жаркого прощания перед полем. И пусть разлука обещала быть недолгой, час от силы, он надеялся выторговать себе немного горячей нежности. Кона поняла и с радостью поддержала его желание. Только поначалу, позволяя ласкать себя, подтрунивала над его нетерпением, смеялась и жалела, что пропуск на мармалльские земли нельзя получить загодя. Утверждала, что уже могла бы путешествовать здесь лет пять, не меньше.
Плагос не спорил, только целовал, гладил и улыбался. А потом наконец стянул с Коны эту жуткую походную одежду и заставил чародейку взять обратно каждое слово, каждый смешок и каждый снисходительный взгляд. Она хрипло стонала в его руках, впивалась ногтями в спину и бормотала что-то бессвязное, а Плагос таял от блаженства, закрывал глаза и мечтал, чтобы происходящее длилось вечно.
На поле отпускал с оговорками и советами. Никогда не был там, и отчего-то казалось, что среди трав и редких кустов Кону подстерегают опасности одна страшнее другой. Чародейка целовала его, обнимала и гладила по голове.
– Ты как папенька, честное слово, – шептала она между поцелуями. – С большинством сложностей я легко справлюсь. В конце концов, я чародей и взрослый человек.