Еле стояла на ногах, когда он увлек за собой к кровати. С облегчением человека, нашедшего наконец опору, откинулась на прохладное покрывало. Плагос пристроился сверху, коснулся губ беглым поцелуем, а потом, подтянув за бедра, обжег острой болью. Затаила дыхание, привыкая к его тяжести и твердости, примиряясь с мыслью, что обратной дороги не будет. Он улыбнулся, нежно чмокнул ее в нос и продолжил начатое, заставляя забыть о боли, наполняя собой не только лоно, но и скачущие в смятении мысли.

Первое, что услышала Кона, когда жаркая гонка закончилась, – это удивительно чистое и звонкое пение птицы. А потом к нему присоединился томный шепот Плагоса:

– Теперь гостить у нас будет легче…

Чародейка вздохнула и прикрыла глаза, побуждая мужчину целовать лицо, нежничать и после горячей страсти. Плагос с готовностью откликнулся на ее немую просьбу.

7. Глава шестая

– Плагос, – менторским тоном упрекнула Кона, – ты только измучаешь животное.

– Нет, – наследник Тиасов покачал головой и, приподняв чародейку за талию, усадил в седло перед собой поудобнее. Улыбнулся мысли, что без возможности обнять спутницу целых полдня измучается он. Погладил хрупкое плечо и задумчиво заметил: – Обратно поедем на другом нруселе. Этот отдохнет.

Посмотрел на уже теплое утреннее солнце и довольно хмыкнул. Горячая ночь добавляла радости новому дню.

Чмокнул Кону в макушку и нежно потерся о шелковую шевелюру носом. Втянул запах мятного мыла со сладковатым, принадлежащим только чародейке отголоском. С какой бы радостью он вообще никуда не поехал! Так бы и остался в том домике у старухи-травницы. Жаль, нельзя. И так запаздывали на неделю. Задерживались и в гостях у Кролоса, и в городе торговцев Лудле, и по пути к деревне зельеваров. Улыбнулся и дернул поводья, заставляя нруселя двигаться. Оглянулся убедиться, что второе животное отправилось следом.

Если бы двенадцать дней назад, когда Плагос только привел Кону в дом дяди, кто-то сказал ему, что он, наследник Тиасов, потеряет голову как мальчишка и не захочет вылезать из постели человеческой девки, он бы высмеял идиота. Кона даже не нравилась. Ну что в ней? Кроме глаз и форм, не было ничего. А сейчас Плагос и сам не знал, что происходит. Боялся отпустить ее от себя дальше, чем на шаг. Готов был ласкать по первому зову, да и без всякого зова тоже. Ее нежность, ее немного неумелая горячность и решительная искренность напрочь отшибали разум, оставляя только жажду тела. Наследник Тиасов чувствовал себя пчелой в меду: увяз всеми лапками, но и улетать нет никакого желания.

Прекрасно понимал, что Кона не перестает быть дочерью врага, даже когда гортанно стонет в самый сладкий момент. Когда изгибается, подставляя для ласки нежные места, когда обнимает его бедра ногами, не давая отстраниться раньше времени. Знал: новизна рано или поздно пройдет, а кроме вожделения, их ничего не связывает. Но думать об этом лишний раз не хотел. У него есть время вкусить нежности дочери Щура Дормета, и он не станет отказываться от перепавшего удовольствия.

Кона потерлась затылком о его грудь, и сердце Плагоса забилось быстрее. Тряхнул головой, облизнул пересохшие губы и, пока кровь окончательно не превратилась в тягучую патоку, ринулся в бой.

– Нам надо заехать в Торлуд, столицу. У меня дело к дяде Кролосу. Уже срочное. Ненадолго, на полдня. Что скажешь?

Почувствовал, как Кона затаила дыхание и застыла, напрягаясь каждой мышцей:

– Думаю, мне лучше подождать тебя у зельеваров. Кролос вряд ли обрадуется моему визиту. Да и зелье надо будет варить сразу, чтобы цветы воскрешения не успели завянуть.