– Ничего себе! У кого-то новый «БМВ», – присвистывая, обхожу машину класса люкс по кругу, оценивая её характеристики и мечтая, что дед однажды сжалится и даст мне сесть за руль этого произведения искусства.

– Валерия после похорон решила себя утешить шоппингом.

Мысль о том, что Алексей Орлов недавно скончался, заставляет моё сердце сжаться от грусти.

– Можно я поведу? – даю деду сумку.

Он убирает её в багажник и садится за руль. А мой вопрос тает в воздухе как дым.

– Твоя мама звонила вчера, спрашивала, как ты закончила семестр.

Поворачиваюсь к окну, горько усмехаясь.

– Я думала, она звонит, только когда ей нужны деньги.

Деда молчит.

Никак не реагирует.

Похоже, я задела его за живое.

Моя родительница уже давно вышла замуж за какого-то забугорного дядечку, правда, потом успела развестись, предварительно доведя своего мужа до разорения. И последние лет пять звонит деду с просьбой выслать ей денег.

Дедушка мой всегда отличался железным терпением. Внешне он спокойный как удав. Но когда дело касается матери, желваки на серьёзном лице напрягаются не на шутку. Одна маленькая искра и пороховая бочка взорвется.

– Как прошли похороны? – меняю тему.

– Обычно.

Обычно?

Я-то знаю, как дед был привязан к Орлову-старшему. Он был правой рукой миллиардера в плане безопасности. И если бы понадобилось, не думая ни секунды, отдал бы за него свою жизнь.

Вот и сейчас, подмечая, как пальцы деда крепко сжимают кожаный руль, я понимаю, что он сильно скорбит.

– А Валерия? – имя стервы до сих пор отдаётся горьким привкусом во рту. – Она теперь всё унаследует?

– С чего ты взяла? Альберт был и остаётся единственным наследником своего отца.

На душе становится так приятно и тепло от слов деда, что я невольно улыбаюсь.

– Вот бы он вернулся и выставил кикимору из особняка.

Повисает короткая пауза. Будто деда обдумывает нечто важное. Тишина растягивается, а потом он спрашивает:

– Как прошла сессия?

– Всё сдано на отлично. В следующем году у нас начнётся практика.

Хоть дед и не говорит напрямую, но я знаю, что он мной гордится. Когда я сказала ему, что буду поступать на юридический, он просто согласно кивнул.

Отсутствие проявлений эмоций – это его отличительная черта.

Но он прекрасно знает, как я вечно борюсь за справедливость. Поэтому лучше работы, чем заседать в зале суда с маленьким молоточком, мне не найти.

Дорога до особняка занимает около часа. Деда заносит мою сумку в комнату, и я ахаю от восторга.

– Мне выделили отдельную спальню?

– Конечно. И оплата за твой труд тоже будет достойная.

Целую своего терминатора в щёку.

– Спасибо. Я так рада вернуться домой.

– Поработаешь пару месяцев и потом обратно на учёбу, – строго предупреждает.

– А как иначе!

Я плюхаюсь на кровать и, согнув руки в локтях убираю их за голову. Взгляд устремляется к потолку.

У меня странное предчувствие, что это лето будет особенным.

На следующий день я как юла безостановочно кручусь у зеркала, примеряя на себя форму прислуги. Я годами видела, как дорогие моему сердцу люди носили точно такое же платье. Униформа здесь не менялась уже лет двадцать.

Чёрное платье с длинным рукавом опускается ниже колен. А на шее красуется аккуратный белый воротничок.

Я, конечно, никогда не мечтала стать прислугой. Но надеть эту форму для меня всё равно что породниться с людьми, на глазах которых я выросла.

Часы показывают семь утра.

Пора.

Залетаю на кухню, хватаю пару блинчиков и сразу иду искать Веру Петровну, нашу домоправительницу.

Краем уха слышу разговор кухарок.

– Так вот. Лежат они вместе в постели после ночи любви. И она ему говорит: у тебя такие длинные ресницы. А он: просто в детстве я много плакал. На что девка ему отвечает: лучше бы ты в детстве больше писал.